Читать «Лето на водах» онлайн - страница 33

В усталых глазах императрицы снова мелькнул испуг.

   — Умоляю тебя, Сесиль!.. — тихо сказала она. — Оставим такие слова на совести мужчин, пусть они считают их своей привилегией...

5

Весь конец Великого поста прошёл в полку как один день беспрерывных разводов, муштровок и парадировок.

Вырваться из этого утомительного хоровода было нелегко, да Лермонтов и не делал никаких попыток, хотя после встречи с Корсаковым он ещё ни разу в Петербурге не был.

Известия о бабушке время от времени ему привозили слуги, что же говорилось в столице о его поединке с французом, он знал от однополчан, возвращавшихся из увольнения. Впрочем, нового ничего не было: до властей слухи пока не дошли.

Утром одиннадцатого марта Лермонтов проснулся в маленькой квартирке своего эскадронного командира. В окно прозрачно и густо вливалось ярко-белое солнце; треща и стреляя, горела печка, топившаяся с открытой дверцей.

В комнату вошёл Бухаров. Он был уже в форменных рейтузах и в сапогах со шпорами, но без мундира.

   — Привет тебе, о мудрый старый кентавр! — закинув руки за голову и с хрустом потягиваясь, чуть хрипло со сна сказал Лермонтов.

   — И вечно ты меня со всякими скотами сравниваешь, — притворно ворчливо, а на самом деле польщённо ответил Бухаров. — Вставай лучше, в эскадронах, поди, уже всё кипит.

   — Стыдитесь, полковник! Какие же кентавры — скоты?..

Когда Бухаров вышел, Лермонтов ещё раз потянулся, скинул одеяло и бодро сел на тахте. Он тоже надел рейтузы, сапоги, а венгерку оставил висеть на спинке стула, стоявшего рядом с тахтой. Мельком взглянув в окно и увидев, что около казарм пусто, Лермонтов понял, что солдаты и унтера, а может быть, и некоторые из офицеров уже около конюшен.

В эскадронах и впрямь, наверное, всё кипело: в этот день была выводка коней, которых собирался смотреть сам Плаутин. День выводки во всей гвардейской кавалерии назывался «судным», потому что частенько примерно десятая часть нижних чинов и офицеров вечер этого дня встречала на гауптвахте...

Согласно и тонко позванивая шпорами, Лермонтов и Бухаров сошли с низенького крыльца. Прозрачный воздух стеклянно голубел, как бывает только ранней весной; между рыхлых облаков светло и глубоко открывалось небо — тоже совсем весеннее в своей чистой и мягкой голубизне, и не хотелось думать о том, что всему этому время ещё не приспело и что ещё обязательно вернутся серые, как вечера, дни, метели и морозы.

От конюшен, расположенных в дальней стороне полкового двора, примыкавшей к пустому полю, упруго неслось разноголосое ржанье коней и людские голоса; было в этих звуках что-то привольное и беспричинно радостное, и Лермонтов с Бухаровым не сговариваясь прибавили шагу. Вдоль обоих фасадов офицерской конюшни на недоуздках, тесно сбившись у коновязей, стояли уже вычищенные кони, по-зимнему курчавые и седые от инея; немного в стороне, смеясь и переговариваясь, толпились денщики.

При Хомутове каждый офицер представлял на выводке только одну лошадь, какую хотел; Плаутин же приказал выводить всех, ходивших под верхом. Денщики от этого взвыли.