Читать «Лето на водах» онлайн - страница 24

   — Как-то совсем недавно камергер и статский советник Мятлев... — словно откуда-то издалека донёсся до Лермонтова голос Корсакова.

Услышав знакомое имя, Лермонтов невольно прислушался.

   — ...Так вот, Мятлев прислал с человеком — заметьте, Михайла Юрьич, прислал! — Корсаков возмущённо поднял вверх толстый указательный палец, поросший рыжеватой шерстью, — не то с секретарём, не то с лакеем свою рукопись на цензуру — «Сенсация госпожи Курдюковой». Вы небось знаете: вещица довольно забавная, о прошлом годе сцены из неё на театре шли, а в домах Мятлев читал её ещё раньше... Ну и я думал, что знаю. Раскрыл так просто — для порядка больше, перед тем как подписать. Раскрыл — и последние, знаете, волосы на голове зашевелились: что, как проскочила бы такая вот штука! Головы бы не сносить! Священник там у него, у Мятлева, оказался добавлен. Ну, доложу я вам, и священничек: ни дать ни взять — завсегдатай злачного места откуда-нибудь с Коломенской... Вот тебе, думаю, и камергер, вот тебе и статский советник!..

Только теперь, слушая Корсакова и постепенно убеждаясь, что это благородное цензорское кипение направлено не против него, Лермонтов пришёл в себя. Впервые он сообразил, что, решив запретить роман, Корсаков не стал бы придираться ни к эпиграфам, ни к названию.

Мятлевские стихи о попе, остригшем бороду и, к соблазну окружающих, целующемся с молодой попадьёй на пароходной пристани в Кронштадте, и вообще всю историю, рассказанную Корсаковым, Лермонтов уже знал от самого Ишки Мятлева, но и сейчас она показалась ему забавной. Подавляя неожиданно подступивший смех, Лермонтов поддакнул Корсакову:

   — Вы подумайте, Пётр Александрович! Кто бы мог ожидать!

   — Вот именно! — благодарно взглянув на Лермонтова, подтвердил Корсаков. — Мало у нас клеветников на Западе, так ещё и свои норовят пустить отравленную стрелу. Конечно, мне пришлось запретить это место. И я же, натурально, оказался плох: мракобес, ретроград, душитель литературы... Сами небось так скажете, чуть выйдете отсюда...

   — В моём романе духовные особы даже не упоминаются, — не возражая Корсакову, скромно сказал Лермонтов.

   — И к лучшему оно, Михайла Юрьич! И к лучшему! — одобрил Корсаков. — Хорошо изобразить в литературе духовную особу так же трудно, как прекрасную и добродетельную женщину. Но... видите ли... я ведь вам неспроста рассказал про Мятлева: у него — безнравственный священник, а у вас... у вас — «герой начала века». Это, как хотите, тоже не годится, Михайла Юрьич.

Лермонтов снова напустил на себя саратовское простодушие (опять-таки bon mot Соболевского) и сказал:

   — Помилуйте, Пётр Александрович! Да что вы увидели в этом «начале века»?

Корсаков хитро прищурился:

   — Многое-с! Ой, многое-с, Михайла Юрьич! И вы сами изволите знать что...

   — Убейте — не знаю!

Ответ Лермонтова прозвучал очень искренне.

   — Ну, уж коли вы и в самом деле такой несмышлёныш, я вам объясню, — недоверчиво улыбнувшись, сказал Корсаков и, сделав паузу, важно, будто читая лекцию, продолжал: — В начале века было Бородино, поход на Париж, ниспровержение Наполеона... У вас в книге ничего этого нет...