Читать «Лето на водах» онлайн - страница 127

   — Благодарю, ваше сиятельство... Однако позвольте мне объясниться...

Бенкендорф смотрел на него с непритворным, почти дружеским вниманием.

   — В том, чтобы я написал письмо, лично заинтересован барон Эрнест де Барант, — по виду спокойно сказал Лермонтов, — но особенно настаивает на этом его отец, барон Проспер...

   — Видите ли, — мягко и фамильярно, будто доверяя близкому человеку домашний секрет, перебил Бенкендорф, — на этом сходятся интересы обоих...

   — Совершенно верно. Но и у меня есть свои интересы.

Бенкендорф слегка поморщился.

   — Я сегодня дважды обещал вам своё покровительство, — сказал он с едва уловимой досадой. — Обещаю в третий раз.

Лермонтов опять привстал и поклонился:

   — По логике я и должен был бы послать вызов барону Просперу, но он, как известно, глава дипломатической миссии и выходить на поединки не может...

   — Простите... Я, кажется, ослышался! — стараясь справиться с внезапным смятением, сказал Бенкендорф.

   — Нет, нет! — замотал головой всё больше бледневший Лермонтов. — Вы слышали как раз то, что я сказал... Итак, послать вызов отцу нельзя, послать сыну — бесполезно, он за границей... Когда я выйду отсюда, я пошлю вызов вам, чтобы избавиться от шантажа! — раздельно закончил он, переходя на шёпот.

   — Как? Что вы сказали? — тоже шепча из невольного подражания Лермонтову и всё ещё не веря своим ушам, ошеломлённо спросил Бенкендорф.

Лермонтов молчал, глядя ему прямо в глаза и до боли в пальцах сжимая неудобные резные подлокотники кресла. Молчал и Бенкендорф, взгляд которого постепенно наливался ненавистью и начинал зелено, по-волчьи блестеть.

   — Безумец! Мальчишка! — с трудом овладевая собой, сказал он. — Благодарите Бога и государя за то, что они так высоко меня поставили и месть такому ничтожеству, как вы, для меня невозможна!..

Лермонтов, ослабевший, без кровинки в лице, шатаясь, поднялся.

   — Разрешите мне уйти, ваше сиятельство! — прошептал он.

Бенкендорф, не отвечая и не глядя на него, некоторое время тяжело о чём-то раздумывал, а потом позвонил и, заикаясь от тихого бешенства, приказал вошедшему чиновнику «проводить господина поручика»...

Вернувшись домой, Лермонтов бросился на постель и проспал до вечера, а после ужина пошёл успокоить бабушку, солгав ей, будто Бенкендорф вызывал его единственно затем, чтобы сделать отеческое внушение и предостеречь на будущее, ну и конечно же передать поклон ей, бабушке. Лгал Лермонтов, как всегда, когда хотел уберечь бабушку от волнений, то есть с той поразительной простотой и правдивостью, которая делала его ложь во сто крат убедительнее самой истинной правды.

   — «Passez mes amitiés á madame vorte grand’ mére», — передал он бабушке будто бы сказанные Бенкендорфом слова. — Но я думаю, — тоном лёгкого сомнения добавил Лермонтов, — что здесь больше любезности, чем искренности, вы же знаете, какой граф куртизан.

— Ну, конечно, душа моя, конечно! — отвечала сразу повеселевшая бабушка, — И всё-таки: вот хоть и немец, хоть и жандарм, а нутро-то в нём, глядь, человеческое...

Весь следующий день Лермонтов сочинял письмо великому князю Михаилу Павловичу, прося защиты от домогательств Бенкендорфа.