Читать «Колесом дорога» онлайн - страница 9
Виктор Козько
Незаметно выросла дочка, незаметно и покинула ее, так же неожиданно, как и муж. Съехала в город на учебу. Выучилась. Подвернулся ей там человек, военный, офицер. Кинул потом, да не одну. С горя, от стыда ли она и наложила на себя руки. Вот с того дня впервые ночью Ненене и заговорила с тем, кого уже давно не было. Выдала ему все за долю свою. И втянулась жалиться и плакаться. Жить стало легче. С его помощью совсем не трудно было ей отказаться и от помощи братьев и сестер — баптистов. Они уже совсем проложили дорожку в ее дом, по хозяйству помогать начали, пришли забор ставить. Но тут дедок, один из братьев, принялся обсказывать Ненене сон. Будто приснилось ему, как от его хаты до хаты Ненене перекинулась нитка, нитка от брата к сестре. И начал он ту нитку тянуть, но притянул не ее, Ненене, а мужика.
— Каким же из себя тот мужик был?— подлаживаясь, спросила Ненене.
— А никуда мужик,— ответил, хитро улыбаясь, дедок,— ни кожи, ни рожи, одни кости. Шинелка на нем войсковая...
— Подпалена сбоку и не зашитая...
— И не зашитая, шапка войсковая.
— Не шапка, а шлем кавалерийский с нашитой звездой.
— А ты откуда знаешь?— удивился дедок.
— Козел ты старый,— взвилась Ненене.— Я такая тебе сестра, как ты мне сват. То ж мужик мой был... Ни кожи, ни рожи... Чтобы и духу тут вашего не было.
И не злость, а страх выспел в ней, страх беспамятства, уже полного, не только ночного, но и среди дня. И среди дня она будет говорить с теми, кого нет, кто и днем тенью ходит по земле, сама станет тенью. Влезут, уже влезли в уши и душу эти братья и сестры. А она хотела и хочет только сама по себе. Хорошее, плохое, а все ее, все при ней. Это ее жизнь, и она не поделится ею даже с самим Христом. Понесет на себе и при себе все, что выпало ей, до самого креста. А выпало не так уж и мало, и не только плохое. Так зачем же вместе с плохим хоронить и хорошее? Картошка, слава богу, еще родит, на буханку хлеба она заработает в колхозе, кружку молока в день даст Милка. Что ей еще надо? Того, что было, не вернешь, а от того, что будет, не убежишь и нигде не спрячешься. Она хотела сама довести свою жизнь до конца, до круга, в котором были все, с кем рядом жила, с кем делила на этой земле хорошее и плохое. Довести до конца, никуда не сворачивая, ни перед кем не кривя душой. И тем самым как бы отлить свое существование, свою жизнь на этой земле в какую-то форму, в которой все есть — начало, продолжение, конец,— и вроде бы ничего нет: все в том же кольце, в кругё. Но в этом «есть» и «нету» для нее таилось некое сияйие, некий звон слышался. Может быть, то был звон подвенечных бубенцов, а может, сияние и звон, что издает каждый новый день. Все это было смутно в ней, но смутно в словах, в выражении. И само стремление к завершенности не было чем-то ее отметным, личным, оно передалось ей от той земли, на которой она родилась, от той работы, которую ей выпало исполнять. Ведь на земле все завершенно и продуманно. Кто думал над этим, неведомо, но он все рассчитал, все подогнал: весну к лету, осень к зиме, снег к воде, воду к людям, каждой твари определил место и назначение.