Читать «Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена» онлайн - страница 119

Мы ни разу не называли словами то удивительное, что с нами случилось. Мне казалось, что произнесенное вслух, оно в тот же миг исчезнет, как пугливый утренний сон. Не к месту вспомнилось:

«…И значит, слова затаенные Останутся в горле непроизнесенные…»

Я подавила подступающие рыдания, плакать будем потом. Сейчас я должна понять.

Да! Все это время меня не оставляло ощущение почти случайности происходящего и полной его нереальности. Я словно боялась, что однажды, придя на работу, скажу ему: «Доброе утро, Профессор!» — и увижу в ответ вежливый недоумевающий взгляд: «Простите, Людмила Прокофьевна?! Как вы меня назвали?»

Когда все распалось, я поняла: вот оно. Случилось то, чего я так боялась — но чего в глубине души ждала. Потому что не могло все это быть на самом деле. Просто не могло со мной происходить ничего настолько прекрасного — тем более так долго.

И вот теперь: «Я ее люблю».

Но, пожалуй, больше всего меня озадачила последняя его фраза: «Предпочитаю думать, что ты не знал, что ломаешь». Я-то была уверена: он ушел от меня сам, по собственному, пусть и не понятному мне выбору.

Но если непонимание между нами было вызвано чем-то посторонним, вклинившимся в наши отношения, не значит ли это, что став лицом к лицу, мы все-таки в состоянии друг друга понять?

Значит, не все еще потеряно?

Я набрала номер сотового: «Аппарат абонента выключен» и так далее. Позвонила домой. «Рюшик еще не вернулся», — ответила Кассандра Антониновна. Она, похоже, не узнала мой голос. На всякий случай отправила SMS-сообщение: «Рюрик, пожалуйста, позвони. Тикки». Отчета о доставке не последовало.

Все, что мне теперь оставалось, это ехать домой.

Дома, увидев себя в зеркале, я первым делом отправилась в ванную — смыть остатки косметики. Никакая тушь, даже суперстойкая, не выдержит нескольких часов почти непрерывного плача. Хорошо, что после возвращения в офис я не выходила из своего кабинета.

Умывшись, сразу пошла в Интернет. «Приват» был пуст. Оставив открытыми оба сайта — вдруг кто-то из них все-таки объявится, — я прилегла.

Внезапно меня будто что-то толкнуло. Я повернула голову и тут же вскочила: на экране появились строки:

Не может быть, чтобы все совпало. Не ходят вместе зима и лето. Все, что звенело и расцветало, Забыто, выстужено, отпето. Он возвращается с первым ливнем. Она чуть раньше уйдет под вечер По талым водам. Все время мимо. Едва ли сбудется эта встреча. По бездорожью — не оглянуться. Едва ли зов долетит сквозь вьюгу. Следы вот разве пересекутся — И вновь хожденье вдвоем по кругу. Магнитной стрелкой — на юг — на север, Туда — обратно топтать пунктиры. Но это разные направленья, Противовесы-ориентиры. И будет стужа. Мотив приманкой, Но ветер звуки собьет ладошкой. Она придет со своей шарманкой, И он уйдет со своей гармошкой.

Ощущение непоправимого оглушило меня. Только я начала думать, что не все еще потеряно… А вот теперь, кажется, все. Предыдущее его стихотворение, найденное в зеленой тетрадке, пульсировало как живая, кровоточащая рана. А это было безжизненно, как некролог. Хуже — как эпитафия. Рюрик словно ставил им точку.