Читать «Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище)» онлайн - страница 73
Александр Шаров
На самом краю деревеньки — наполовину вросшая в землю покосившаяся изба; он сразу узнаёт, что это и есть изба Камышина, уходящая в землю вслед за молоденьким своим хозяином; и при этих мыслях такая непереносимая боль сжимает сердце, будто оно живое, и второй раз повторяется умирание.
Или в несчетный раз?
И он отталкивает от себя эту боль, ему необходимы все силы, чтобы разглядеть в полумраке избы — Глеба Камышина. Узнать, что он, Глеб, был только тяжело ранен, не убит, а теперь совсем ожил. Подтвердить эту надежду.
Но Камышина нет.
Только старушка бабушка (Бутов и ее узнаёт) ходит по избе, надолго останавливается у подслеповатого окошка и глядит слезящимися глазами на пустую непроезжую заросшую травой и кустарником дорогу. Будто в глубине ее может еще показаться тот, кого она ждет и будет ждать всегда до близкой смерти. Они встретятся в той вечной жизни; а на земле его нет, он убит.
Он убит!
Старушка подходит к иконе, перед которой светится лампада, — старой, почти совсем черной, — достает из-за иконы стертый конверт, то самое письмо, которое Бутов писал из Глухова в дни перед отправкой на фронт, — «благодарственное письмо от командования». И достает две маленькие фотографии. И, странное дело, почерк свой Бутов узнает, а лицо — будто даже совсем нет лица — пустота.
Старушка по очереди глядит на каждую фотографию. На лице у нее теперь нежная и печальная улыбка, слезы скатываются по извилистым морщинкам. Бутов слышит слова благословления. Первого благословления после смерти матери, обращенного к нему.
На обороте той неразглядимой фотографии он читает слова, написанные о нем Глебом Камышиным, что это Бутов, «самый храбрый и хороший командир на свете».
А через несколько дней ему, Глебу, суждено погибнуть, потому что он, «самый хороший командир», не разглядел красной ракеты — отбоя атаки. И теперь он уже различает лицо на фотографии — будто изображение есть и одновременно нет его. Словно он, Бутов, существовал и не существовал.
Открываются другие картины — пестрые, яркие, и серые тоже, но смысла их Бутов не понимает, хотя сосредоточен сейчас на единственном желании увидеть и узнать, понять. Хотя сейчас в мертвом сознании возникают слова — «не спи, не спи художник, не предавайся сну, ты вечности заложник у времени в плену». Слова, написанные другим настоящим поэтом.
Но остальные картины неразличимы, только можно догадаться, что на них так серо, призрачно, контурами — Наталья Михайловна, Котька, Дерюгин и многие другие. И он, Бутов, хотя и притворяется — он много в жизни притворялся, неужели и смерть не отняла этого свойства? — хотя он притворяется, что не знает причины, по которым картины возникают неясно, но отлично сознает, что это от того одного, что другие забыли его.
Так скоро?
Почему же «скоро»? — начали забывать при жизни, давным-давно, а теперь и совсем ушли.
И Наталья Михайловна?
Да она-то первая.
И Котька?
— Тот еще с тех пор, когда ты его, мальчишку, пьяный ударил по лицу, сначала по одной щеке, потом — по другой. Помнишь?! И мальчик, даже не стерев с лица пьяного бутовского выражения, не изменив пьяной походки отца, пошел к воротам.