Читать «Этрусский Сетхлан — Бог уз и оков: к возможности индоевропейского объяснения имени» онлайн - страница 4
Вадим Леонидович Цымбурский
Переходя теперь к возможной внутренней форме имени Сетхлана, я обратил бы внимание на то, что из четырех надежно толкуемых сюжетов с участием этого бога в Этрурии, в одном случае налицо мотив связывания коня, в другом – связывание или сковывание и последующее освобождение богини, в третьем – высвобождение другой богини, заточенной в голове Бога Грома, и лишь четвертая картинка представляет Сетхлана собственно за кузнечной работой. Сетхлан этрусских художников – прежде всего, бог, связывающий, налагающий узы, и он же – бог, снимающий их, дарующий высвобождение. Конечно, подобные свойства присущи и греческому Гефесту, - чтобы в этом увериться, достаточно истории с привязанной к трону Герой. Вспомним также эсхиловского «Прометея прикованного», где бог-кузнец, скорбя и против воли, надевает цепи на титана. А особенно – песню Демодока из «Одиссеи» (УШ, 266-366) о Гефесте, по подсказке Гелиоса уловившем неверную супругу Афродиту и ее любовника Ареса в свои узы (δεσμοί, в переводе В.А,Жуковского – «сети»), которые «ни развязать, ни разорвать», «подобные тонкой паутинке, так что их никто бы не заметил даже из бессмертных богов» (275-276), но расторгаемые лишь магической силой самого их изготовителя (359).
Однако и греческая словесность и, что важно здесь, греческое искусство знают немало других эпизодов с участием бога-кузнеца, иных, относящихся к нему мотивов: например, свержение Гефеста с неба Герой или самим Зевсом, Гефест как хромец, Гефест – товарищ или даже супруг Афины, Гефест, лепящий первую женщину – Пандору, Гефест как участник битвы богов с гигантами, Гефест в кузнице с киклопами – в частности, работающий над щитом Ахилла и т.д. [Malten 1913:363]. Все эти мотивы и эпизоды, разрабатывавшиеся греческими художниками, остаются за пределами иконографии этрусского Сетхлана, для которой достаточно настойчиво отбираются сцены, отмеченные топикой «связывания-сковывания» и «освобождения».
Любопытно здесь, в порядке небольшого отступления, вспомнить предложенное в 90-х Л.Амбросини объяснение неясного сюжета на сильно испорченном зеркале из Коркиана [NR 971], где действуют Сетхлан (Setlans), этрусский бог Солнца Uslanes (=Гелиос), богиня Туран (=Афродита), и довольно часто изображаемое этрусками вместе с Туран божество Acaviser (в других вариантах Aχaviśur, Aχvizr, Aχuvizr), представляемое ими то в юношеском, то в женском облике, и, похоже, не имеющие прямого аналога в мифологии греков. Амбросини реконструирует в центре картины, слившуюся в поцелуе пары – Туран с юношей Акависером, захваченных врасплох Богом Солнца и Сетхланом. Она прямо предполагает в этой сцене подражание гомеровской песне Демодока. Загадочные штрихи возле фигуры Сетхлана Амбросини сопоставляет с этрусскими изображениями колеса караемого прелюбодея Иксиона, думая, будто Сетхлан прибыл из своей кузницы с этим орудием кары для изобличенных любовников или, по крайней мере, для кого-то из них [Ambrosini 1996]. Итак, она, по существу, вводит мотив предстоящего «привязывания-приковывания» еще в один эпизод с этрусским Сетхланом. Однако ссылки исследовательницы на «Одиссею» побуждают меня частично усомниться в ее решении и спросить: не лучше ли предположить в штрихах возле левой руки Сетхлана отнюдь не фигуру колеса, с которой они не очень-то схожи, но реминисценцию тех самых уз или сетей, которые сотворил гомеровский Гефест, чтобы уловить в них своих оскорбителей?