Читать «Мир-село и его обитатели» онлайн - страница 63

Да и не в советах дело, а просто-напросто в общеньи, разговоре. Распахнутость и простота души, скука вряд ли (это больше городское) – докучливое любопытство к миру, схватывание на лету, обмен информацией на сверхскоростях, когда важнее сам процесс, шаблон – «что не молчишь перед (знакомым) человеком».

Весь мир познаётся селянами на основе собственного опыта (который завсегда всему пример, как в пионерии), а также на основе примеров-аналогий. Примеры и аналогии иногда совсем условные, но это никого нисколько не смущает. Купил ты, допустим, холодильник. Заходит зачем-нибудь мужик, тот же Чубатый (двери, как правило, не запираются, и появление в разгар чаепития незваного гостя или целой делегации никого не смущает, тем паче, что чай им не предлагают), и покупку, полуошкуренную от картона-пенопласта видит: «Этъ што у тебе, «Стинол?» – «Стинол» – «А, а у нас «Атлант» называется» – «А-а» – «А Сашка-то Зуб недавно телевизор тоже купил, я, это, донесть помогал. «Фуджи», японский». Для городского жителя здесь связи никакой, и диалог такой в городище вряд ли возможен – там каждый надувает щёки, кабы не спростодушничать, а здесь наоборот – простота зашкаливает. Но здесь, если вдуматься, может быть и впрямь более чувствительный регистр, отслеживание более тонких связей между явленьями.

Деревенский житель простоват на словах, они для него шелуха, он шумен и многословен, как шоумен, но как правило куда смекалистей, всё делает сам и даже решает (и кстати, слова «депрессия» тоже не знает – хотя живёт давным-давно уже не в тишине и не в покое). То, что называют энергетикой, у него как будто от самой близости к земле, какой-то примитивный и корневой энергообмен: солнце греет, земля, вода… А горожанин по сравнению с этим – чахлое комнатное растеньице, в тесном горшочке с не понять каким гумусом, всё подстриженное и общипанное.

Не только «депрессия», «сплин», «хандра» – читаешь в школьной литературе непонятное – чего этому Печорину не хватало? – а вообще редко, по детству помню, слышалось: «рак», «ифаркт», «инсульт». По детству, понятно, не до этого, но приезжаешь, бывало, в город – там так и шмыгают эти словеса. И прочие недуги, в деревне безымянные и неуместные. «Сидят, болезни выдумывают! Собаку с ложки кормят!» – смеялась бабушка над московской роднёй. «На ногах бы умереть», – тоже её приговорка, а диагноз – «как Бог даст». Или как у Колобка – «жуёть» (и добавка от дядь Васи: «а сто лет, б…, проживёть!»). Были, конечно, и здесь больные, как бы вдруг тяжело заболевшие люди, но всегда, кажется, какие-то приезжие, с чем-то нездешним, городским и интеллигентским, – они умирали. Или тётю Шуру Колобкову «рак съел» – она уже москвичкой считалась. Или вот всё про нашего оловянного персонажа хочу упомянуть, вечно накаченного дуракавалятеля Фому-полутрупа – какие интеллигентные были у него родители! Тёть Валя, медсестра, сто раз мне делала уколы, – не чуждая некой ироничности, воздушно-полная женщина; отец, Бакшырников, – здорового, но непривычно интеллигентного склада дядя в шляпе, сидит, бывало, за столом, как будто из телевизора, как персонаж Баталова (!), но по работе разъездной изрядно приходилось выпивать. У него инфаркт, у неё инсульт – в одночасье полегли, на двоих прожив сто лет, и тут же исчезло, как и не было, всё семейство.