Читать «Хроника потерянного города. Сараевская трилогия» онлайн - страница 241

Момо Капор

И хотя военный огонь потушен толстыми резиновыми подметками чужих солдатских сапог, под пеплом осталось достаточно жара для того, чтобы снова вспыхнул этот город – «очаг всех войн».

150.1. Хвалите Бога во святыне Его, хвалите Его на тверди силы Его. 2. Хвалите Его по могуществу Его, хвалите Его по множеству величия Его. 6. Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуйя.

Молочно-серая заря, что все сильнее врывалась сквозь окна купола, растворяла очертания колонн, иконостасов и монахов в море бледного света – церковь медленно превращалась в корабль, бесшумно плывущий на встречу с берегом нового дня. Псалтирь и в эту ночь, кто знает в который раз, был дочитан до конца.

Лица и пейзажи, улицы и история города Сараево терялись и таяли в бледном свете раннего утра, навечно сливаясь со стенами, каменными плитами и колоннами, вновь поднимаясь к куполу, который, казалось, поднимался словно дирижабль.

Все, что я когда-то любил и чем владел, я видел будто в стеклянном шаре судьбы, подсвеченном горящими восковыми свечами, и вот все это исчезло с наступлением утра, как сверкающий мыльный пузырь, растворившийся в небе над Хилан-даром.

Я навечно оставляю их здесь, на Святой горе, где все утопает в вечности времени, застывшем на месте и никуда не текущем…

Прощайте, сладкие тени потерянного города! Я молча вышел из церкви с монахами, расходящимися по своим каждодневным делам.

Я отправился с теми, кто ухаживает за монастырским садом. Они заткнули полы ряс за кожаные ремни, чтобы не мешали работать. Согбенные, окапывая деревья и пропалывая овощи, они продолжали молиться про себя. Что может быть усерднее молитвы, обращенной к нежным росткам, что прорастают из святой хиландарской земли?

Как я завидовал их миру и спокойствию! Но мир, которому я принадлежу, нетерпеливо ожидал моего возвращения, чтобы продолжить исполнение моего пожизненного наказания. Тем не менее я чувствовал, что уже не смогу оставаться прежним. В голове у меня звучала тихая, вполголоса произнесенная фраза отца Митрофана:

– Наше только то, что отдаем другим!

Уезжая из монастыря по пыльной разбитой дороге по направлению к морскому берегу, я оглянулся и еще раз посмотрел на Хиландар, который продолжал притягивать к себе, несмотря на скрывающие его высокие кипарисы, похожие на отряд витязей, охраняющих святыню.

Монах Пантелей стоял все на том же месте, на террасе, глядя в пучину, словно за время моего отсутствия не шелохнулся.

Меня опять подобрал пароходик «Неарода», палубы которого казались черными от монашеских ряс. Я прилег под трапом, ведущим на капитанский мостик, сунув сумку под голову, и смотрел на стаю чаек, которые, вскрикивая и ныряя в пенящиеся волны, сопровождали пароход. Я попытался пересчитать их в полете, но ничего не получилось. Тем не менее, я готов был поклясться, что их было двадцать шесть, и что это были те самые птицы, которых я встретил у монастыря Зографа, поверив, что в них вселились души давно погибших монахов. И вот, о чудо! Когда мы доплыли до пограничной каменной стены, отделяющей Святую гору от остатков полуострова Атос, откуда начинается светская земля, будто по какому-то молчаливому сигналу чайки замерли в воздухе: они словно столкнулись с невидимой стеной, развернулись и направились к югу.