Читать «Хроника потерянного города. Сараевская трилогия» онлайн - страница 232

О размерах ужаса, посеянного весной девяносто шестого, спавшим доселе, а теперь внезапно пробудившимся подпольным сараевским зверем, свидетельствует и то, что обычно равнодушная просвещенная публика запаниковала, увидев, что впервые в истории спасают не только мощи, кресты и колокола церквей, стены которых останутся на вражеской территории, но и совсем недавно захороненные тела молодых воинов, зрелых мужчин и женщин, только что родившихся и уже убитых младенцев, тех мучеников, которые дерзнули защитить право на дом, веру и образ жизни.

В сербской народной поэзии есть стихотворение, которое, пожалуй, лучше всего разъяснит не знающему, но интересующемуся иностранцу отношения между мертвыми сербами и живыми турками. Я цитирую его целиком, сам ужасаясь тому, что оно, словно в страшном кошмаре, буквально повторяет то, что уже случилось почти двести лет тому назад:

Куковала серая кукушка, Куковала утром в воскресенье Понад гробом Вишнича Йована: Хорошо ль тебе в могиле спится, Йово, Не мешают ли тебе дремать синицы И не давит грудь сыра землица? А оттуда некто отвечает: Хорошо мне здесь, в могиле, спится, Не мешают мне дремать синицы И земля сыра мне грудь не давит. Но наскучил турок мне Боичич, Что три дня в гробу меня тревожит, И на поединок смертный вызывает. Ну, а коль не выйду я на поединок, Что в воскресный первый день начнется, То могилу он мою разроет, Кости все мои спалит огнем суровым И развеет пепел мой по ветру. Так что ты, кукушка, отправляйся И уговори ты Сенянина Иво, Чтобы тот на поединок вышел — Мертвой кости не к лицу на поединке биться…

Одна из женщин в черном, обычном для сербских жен цвете, ожидая, когда дойдет очередь вынимать из могилы гроб с телом сына, с огорчением произносит: