Читать «Рисунок с уменьшением на тридцать лет (сборник)» онлайн - страница 58

Камин, что ли, растопить… Нет, ни с чем не хочется возиться. Снова поднялся в мастерскую, встал перед портретом, прищурился.

За окном было уже темно. Расшумелся ветер, знакомая ветка осины стучала по стеклу. Временами шум деревьев, теряющих свою последнюю в этом тысячелетии листву, усиливался до ужасающего, леденящего душу воя, потом стихал, и тогда слух улавливал звуки сиюминутной земной жизни – тихую мелодию, шорохи проезжающих машин, – пока следующий порыв ветра не заглушал их. Иногда казалось, что к ветру присоединяется морской прибой, хотя моря в Измайлове пока не было.

С какого-то момента портрет стал казаться Художнику испорченным, но он никак не мог понять, в чём дело. То ли наружный уголок правого глаза как-то опустился вниз и из-за этого человек на портрете выглядел обиженным, то ли…

Бог его знает. Наверное, лучше отложить работу до завтра. Шум за окном утих – стихия то ли угомонилась, то ли готовилась к новому рывку…

Когда Художник вошёл в спальню… он увидел (и почему-то совсем не удивился)…что на его тахте… опершись на тёмно-синий атлас покрывала левой рукой с большим синим перстнем на безымянном пальце… как-то боком сидит… немолодая женщина с тёмными глазами, коротко стрижеными волосами, в брюках и чёрной куртке. Женщина напряжённо смотрела на Художника. Окно в спальне было распахнуто настежь.

– Здравствуй. Не узнаешь?

Прорезав толщу лет, голос человека с портрета произнес: «Хорошая девочка, отличница…»

– Опять взялась меня преследовать? – он рассыпчато рассмеялся.

– Согласись, что я оставила тебя в покое на целую жизнь.

– А зачем теперь пришла?

– Мне интересно, доволен ли ты жизнью?

– Мало ли что тебе интересно…

Тем не менее Художник задумался. Дама выпрямилась, убрав с покрывала руку. Из перстня вылетел синий зайчик и угодил прямо в глаз Художнику. Гостья поставила локти на колени, уложив в ладони печальное лицо.

– Да, доволен. Жил как хотел, хотя иногда дорого за это платил. А ты?

Дама молчала. Потом отняла руки от лица, на котором остались розовые следы.

– Нет, хотя грех жаловаться. Помнишь наши тетрадки откровенности? На вопрос «Ваш любимый герой» все отвечали «Павка Корчагин», а ты написал «Геннадий Николаевич». На вопрос «Ваш любимый афоризм» все – единодушно – «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», а ты «Чтобы сойти с ума, надо его иметь». В отличие от меня ты был свободен. Я же зависела от всего: условностей, родителей, собственной гордыни, ложной стыдливости, лени. Не умела поступать и преступать. Нечем было дорого платить, да и мало что понимала. Гораздо легче было верить, что «звать не надо», всё «явится нежданно, счастьем расцветёт вокруг». А когда прозрела, было поздно, все журавли улетели на юг и обратно не вернулись; и вожаком стаи был ты.

– Я-а-а? Ты ошибаешься. Меня в этой стае не было, и быть не могло.

Бешеный порыв ветра захлопнул правую створку окна, придавив шёлковую охру занавески. Художник подошёл к окну, высвободил и расправил ткань, закрыл раму, повернулся. Женщины в спальне не было – она стояла в смежной со спальней мастерской, перед портретом, и внимательно в него вглядывалась. Долго молчала, потом спросила: