Читать «Рисунок с уменьшением на тридцать лет (сборник)» онлайн - страница 147

Ирина Александровна Ефимова

На последнем марше, на расстоянии в пять ступенек до моей двери, он схватил меня за руку и, задыхаясь, клокочущим от бега и болезненной страсти голосом выпалил: «ДАЙ ПОЦЕЛОВАТЬ!» И я, всегда до того (и всегда после) цепеневшая, немевшая от страха, не способная к активным действиям и вскрикам, не своим голосом – нe в переносном, в прямом смысле не своим – крикнула «МАМА!!!» Он резко отпустил мою руку и с досадливым «ДУРА» бросился вниз, перескакивая через несколько ступенек…

Я ввалилась в квартиру и упала на диван прямо в пальто.

Соседка сказала: «Я слышала, как ты орала, и я сказала матери «твоя орет», а мать сказала «да нет, не может быть, это не ее голос». Конечно, голос был не мой…

Долго еще я ходила по двору и по району, озираясь. И на той ступени, где сумасшедший меня нагнал, смотрела вниз и спешила добежать до звонка… И всё недоумевала – чем возбудила я, скромная первокурсница, больного человека, почему он так долго ходил за мной в тот предвесенний день, – туда, обратно, ожидал у библиотеки; почему непременно хотел поцеловать… кто его знает…

… Это рассказывать долго, а все воспоминание промчалось за секунду, и я уже почти поверила в то, что сидящий напротив меня старик не старей меня, что и у него с того дня, когда одолевшая его весенняя лихорадка так напугала меня, протекла целая жизнь и что она так же исчерпана, как моя.

Но этот испепеляющий взгляд…Сидит, смотрит; и я сижу, не в силах встать и выйти из троллейбуса. Единственная надежда, что он меня не узнал… И что поцеловать уже не захочет…

А может, просто захотелось состроить сюжет… Что я худо-бедно и сделала…

Кошка на трамвайной остановке

В миг случайно выпавшего хрупкого отдохновенья, когда под благовидным предлогом удалось, заставилось выбраться из дома, в час между собакой и волком, в половине версты от многолюдной, многотранспортной, бурлящей серой межсезонной жижей улицы, я, уже на обратном пути не спеша, остановилась у трамвайной остановки и перевела дух. И вдруг, как путник в пустыне, истомленный жаждой и не верящий в спасенье, с изумлением заметила, что нахожусь в оазисе. Улочка была почти пуста. Трамвайные пути метрах в пятидесяти от остановки поворачивали вправо, скрываясь за изысканным зданием начала того века, в конце которого я теперь жила. Это напоминало театральную декорацию – в спектакле удобней не продлевать рельсы в бесконечность, а имитировать их естественный, в то же время таинственный поворот куда-то. Верхний абрис томного декадентского дома кокетливо изгибался на фоне только что потемневшего декабрьского неба. В длинных узких окнах стройного эркера горел теплый, гипнотизирующий свет; в окне третьего этажа чья-то загадочная рука взметнулась и задернула штору. За ромбами иллюминаторов лестничной клетки виднелась голубоватая стихия – пустынный, просторный, не доступный простым смертным мир. Темные металлические балконы с отороченными снежной каймой кружевными оградами погружались в сон…