Читать «Мир без хозяина» онлайн - страница 52
Дэми Хьюман
О как же глупо, непростительно и непоправимо я ошибался! Но, ослеплённый дерзкими новорождёнными мечтами, я ринулся, ликуя, вслед за ней, в ослепшем беге не считая шагов, не разбирая пути, терзая кожу тысячью ударами безжалостных ветвей, не смея не назваться, не явить себя, но в помыслах рисуя, как приведу её в свой дом и как представлю, матушка, тебе, и как мы вместе, сбросив тяжкий груз печалей, станем жить, охотиться и наполнять благие ночи ликующим союзом двух, отмеченным в скрижалях бытия как самый верный и самый крепкий из союзов; так, хочется мне думать, предавались радости и вы с моим отцом, где и кем бы он ни был. Это прекрасное, ниспосланное мне иными сферами создание играло со мной, играло, не боясь – такими были мои наивные, обременённые печатью детской глупости, мысли; так я мечтал, не замечая, как повергаю сам себя в бездонную, усеянную смертоносными кольями, яму, чей дол обильно усыпан белеющими, сточенными могильным червем костьми. И вот в исступлённом беге наши неровные пути сошлись, вот мы встретились глазами, и проклял я всекратно то инфернальное мгновение, когда её обезумивший, умоляющий крик, рвущий все нити реальности, терзающий северным промозглым ветром душу, испепеляющий все благостные ожидания крик, навеки смысл песчаный замок моих тщетных, непростительных в своей кощунственной светлости, стремлений и мечтаний. Невольным свидетелем и, в то же время, неистовым творцом и зрел, как угасал, мечась в ожесточённых судорогах, её разум, видел, как содрогнувший мировые столпы ужас отпечатался в её тёмных зрачках, вмиг затопивших несравненную синеву потускневших глаз, как дрожь и неприязнь пробрали каждый изгиб, каждую форму её хрупкого тела, как зашипели седые духи, разгневанные невежественным поруганием безукоризненного представления. Беспощадная истина явилась мне ярким убийственным лучом, гремящей лавиной, покачнувшей тверди разума: она была такой же, как и все, и, как и все, боялась меня, боялась и ненавидела, словно самого низкого, самого подлого, самого опасного и презренного своего врага.
И я помчался прочь, обгоняя взревевший чёрной бурей ветер, будто тысячи плотоядных демонов гнались за мной по пятам, и, с трудом отыскав своё оплетённое гадкой паутиной жилище, скрылся в этой проклятой дыре, тесной, сырой и липкой, покрытой болезненно-бледной ползущей плесенью, спрятался так глубоко, что только волчий плач о потерянных душах мог проникнуть в это убогое узилище, что сжималось, подобно угнетаемому тошнотой желудку от омерзения пред своим обитателем, и там, свернувшись в трепещущий комок жалости и отчаяния, надеялся я укрыться от токсичного враждебного мира и от самого себя, вновь и вновь возвращаясь утратившими всякий контроль помыслами к тем дням, когда я впервые ощутил на себе плеть изгнания, в то поганое утро, когда в воздух летели губительные камни и жгучие слова…