Читать «История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов» онлайн - страница 232

В следующие годы арабские полководцы могли почти беспрепятственно пожинать плоды своих побед. Старый военный герой Ираклий, конечно, не думал безропотно подчиниться приговору капризной богини счастья, которая почти в тот самый момент, когда ему удалось окончательно поразить исконного врага своего народа, отвернулась от него и обратила свою благосклонность на нового, до сих пор презираемого им врага, вырвав из его рук в пользу последнего втрое больше того, что он успел приобрести. Правда, император не скрывал от себя истинного положения вещей; покидая Сирию, он захватил с собой в Константинополь святой крест, так недавно перенесенный им в триумфальном шествии из Ктезифона в Иерусалим. Но хотя он ввиду своей болезненности в последние годы не мог думать о личном участии в новом походе, все же не мог допускать, чтоб одна из лучших его провинций и даже священнейшие места христианства остались в руках неверующих. По повелению его из Константинополя и Александрии были отправлены морем войска и перевезены в Антиохию. Отсюда под предводительством наследника трона Константина должны были они предпринять новое нападение на арабов (17 = 638). Но им удалось лишь на короткое время отнять у бессильного Абу Убейды только что покоренные округа Халеб и Киннесрин. Достаточно было устроить Омару с помощью иракских войск диверсию в Месопотамии, и приставшие вновь к грекам христианские арабы вынуждены были отступить, а вслед за сим потерпели поражение и императорские войска, принужденные после этого снова запереться в Антиохии. Отныне на долгое время не слышно более о дальнейших попытках византийцев против сирийских владений. Без особых затруднений арабы овладевают здесь тем, что не было еще покорено. После сдачи Дамаска армия мусульман снова распалась на четыре первоначальных отряда, которые и расположились теперь в отдельных областях. Сам Абу Убейда занял север, Амр осадил Иерусалим, Шурахбиль и Язид занялись покорением финикийских прибрежных городов. В главных чертах полководцы исполнили свои задачи еще в течение 16 (637), так что к концу этого года Омар уже мог предпринять путешествие в Сирию, где он хотел лично ввести новые порядки. В Джабии, там, где начались первые стычки перед решительным сражением у Гиеромакса, халиф поселился в старинном замке гассанидских князей; здесь он диктовал ждавшим его повелений сирийцам те законы, которым отныне должны были повиноваться все народности, подчиненные халифату; здесь же были заключены договоры с христианскими арабскими племенами, что побудило некоторых принять ислам, других же — сделаться по крайней мере хорошими подданными. Меж тем осада Иерусалима деятельно продолжалась, и в 17 г. (635) город вынужден был наконец сдаться. Давно уже страстным желанием халифа было взглянуть телесными очами на святой град иудеев и христиан, на то место, где было дано так много откровений и проявлений милостей божьих, лишь не признаваемых либо искажаемых неблагодарными людьми, на то самое место, где пророк чудом и только раз мог совершить духовно свою молитву. Въезд его совершился, как извещают мусульманские историки, с теми смирением и простотой, от которых старинный товарищ Мухаммеда никогда не хотел отступать, даже став властелином великого царства. В старом невзрачном плаще из верблюжьей шерсти, сидя верхом на верблюде, подобно тем оборванным бедуинам, которые толкались и прежде на сирийских ярмарках, вот в каком виде предстал новый повелитель перед изумленными жителями Иерусалима, которым до сих пор случалось видеть даже незначительного подпрефекта византийского, не говоря уже о высокочтимом патрикиосе или самом победоносном императоре Ираклии, проезжавших по улицам священного града спесиво и торжественно, в залитом золотом вооружении на богато убранном боевом коне. С гордостью указывают арабские историки на скромную простоту этого въезда, который пристыдил даже мусульман, отвыкших от подобного зрелища за время своего пребывания в покоренной стране. Но византийцам, конечно, событие этой показалось в ином виде он въезжал в священный град — сообщает позднейшая хроника — в одежде из верблюжьей шерсти, покрытый с головы до ног пылью, с выражением сатанинского лицемерия на лице. Он пожелал видеть храм иудеев, построенный Соломоном, чтобы превратить его в молельню, где бы он мог изрыгать свои богохульства. Софроний, лишь только его увидел, воскликнул: поистине вот та мерзость запустения на криле святилища, которую предрек Даниил. И ревнитель веры заплакал горькими слезами об участи христианского народа. Когда Омар прибыл в город, патриарх предложил ему принять из его рук льняную одежду и рубаху, но тот отказался их надеть. С превеликим трудом удалось патриарху уговорить его облечься в них на время, пока его собственные одежды не будут вымыты; после чего Омар возвратил их Софронию и снова оделся в прежнее платье.