Читать «О влиянии Евангелия на роман Достоевского «Идиот»» онлайн - страница 98

Возвращаясь непосредственно к книге французского историка, отмечу, что, на мой взгляд, она была особенно интересна для Достоевского в двух отношениях: как отражение взглядов на Христа, когда-то разделяемых во многом самим Федором Михайловичем, и как попытка воссоздания биографии и личности Иисуса, хотя и сделанная, по представлениям Достоевского уже в момент выхода книги, с позиций атеистических.

Д. Л. Соркина справедливо считает книгу Ренана одним из источников образа Мышкина. И я согласна с нею в том, что светлое жизнелюбие князя, его любовь к природе, небольшая «ученость» и некоторая наивность представлений о высшем сословии близки чертам ренановского Христа. Однако совершенно не обоснованным кажется мне утверждение исследовательницы, что воздействие образа, созданного Ренаном, сказалось в «Идиоте» сильнее, чем влияние собственно евангельское. Надеюсь, мне уже в определенной степени удалось показать, как огромно влияние на роман Нового Завета.

Одну из мыслей Д. Л. Соркиной, бегло высказанную в ее статье, хотелось бы развить и углубить. Достоевский, подобно Ренану, не лишил своего героя человеческих слабостей, – отмечает исследовательница. Затем она цитирует слова о Христе, почти заключающие книгу французского автора: «Он не был безгрешен, Он победил в Себе те же самые страсти, с которыми боремся мы; никакой Ангел Божий не утешал Его, но лишь собственная чистая совесть; никакой дьявол не искушал Его, кроме того, который живет в сердце каждого». Необходимо пояснить, что Ренан говорит здесь о евангельском сюжете: искушение Христа в пустыне дьяволом (по-французски: «le demon»). Согласно Евангелию, после победы Иисуса над искусителем «Ангелы приступили и служили Ему». Но, как очевидно из слов автора, его толкование этого сюжета – только психологическое и исполненное безверия. С точки зрения истинных христиан, оно является величайшей ересью и богохульством, так как Ренан не верит ни в божественность Христа, ни в абсолютную непричастность Его ко греху. Но внимание Достоевского, по справедливому замечанию Соркиной, обратила на себя психологичность трактовки искушений. Она послужила стимулом при работе над пятой главой второй части романа, посвященной описанию состояния князя перед эпилептическим припадком, случившимся в момент покушения на него Рогожина.

Об искушении Христа дьяволом не раз упоминается в черновиках к первой редакции «Идиота», в частности, почти рядом с произведением Ренана (записи от 2 ноября 1867 года – 9, 184). Скорее всего, это тоже одна из намеченных тем разговоров Идиота с Умецкой и Дядей; писатель, вероятно, имел в виду и ренановское толкование.

Во всяком случае, в роман вошел настойчивый мотив искушения Мышкина «возмущающими нашептываниями» демона, вселившегося в его сердце\ Князь пытается побороть «чудовищное», «унизительное» убеждение в том, что Рогожин замыслил его убийство. Но «“внезапная идея” его вдруг подтвердилась и оправдалась, и – он опять верил своему демону!» (8; 194, 192).

При некоторых совпадениях в трактовке характера героев у Ренана и Достоевского гораздо более очевидны в окончательной редакции и в черновых записях к ней принципиальные расхождения писателя с автором «Жизни Иисуса». Миропонимание Мышкина в основе своей – «антиренановское». Книга французского историка оказала воздействие не только и не столько на формирование образа главного героя, сколько на замысел Достоевского в общем и целом. В процессе работы Федор Михайлович внутренне полемизировал как с Ренаном, так и с другими видными современниками-атеистами, и полемика эта отразилась на страницах романа. Планируя в черновиках высказывания Мышкина, которые по сути своей явились бы опровержением концепции французского автора, Достоевский – уже в начале апреля 1868 года – записал: «Князь умирающему Ипполиту против атеизма: “Я не знаю” – и возражения за Христа…» (9, 241).