Читать «О влиянии Евангелия на роман Достоевского «Идиот»» онлайн - страница 40

Монахиня Ксения (Соломина-Минихен)

17 апреля 1868 года Достоевский целый раздел черновых записей озаглавил «РЫЦАРЬ БЕДНЫЙ». Заметки эти проливают свет на роль пушкинского стихотворения в романе. Я позволю себе привести здесь отрывок из данного раздела, поскольку это даст возможность разместить некоторые строки иначе и тем устранить небольшую неточность, допущенную мной в академическом издании.

Несколько предварительных замечаний. После заголовка: «РЫЦАРЬ БЕДНЫЙ» – Достоевский отмечает: «Аглая о нем с Князем». Однако сразу после этих слов писателем приводится фрагмент разговора не между Мышкиным и Аглаей, а между Аглаей и одной из ее сестер. Судя по соседним записям, – с Аделаидой. Объяснение же с князем по поводу того, какой любовью («чистою» или нет) он любит Настасью Филипповну, должно было явиться следствием этого разговора сестер Епанчиных. Девушки рассуждают как раз о девизе рыцаря, начертанном на его щите, и Аделаида спрашивает сестру о том, кого же он избрал в дамы своего сердца. Аглая говорит ей, что это могла быть «какая-нибудь самоотверженная мученица». Затем ее разъяснение звучит так: «Может быть, даже… Они ведь читали

Библию». Под многоточием «скрывается» Богоматерь, так как «они», т. е. рыцари, действительно читали Библию, и так как далее Аглаей приводится строка, содержащая эмблему Богоматери, и девушка спрашивает: «Да и кто ж после того может быть: Lumen coeli, Sancta Rosa?» А Аделаида реагирует на ее слова недоверчивой репликой: «Ну уж ты завралась» (9, 263). Вспомним, кстати, что Федор Михайлович хорошо знал латынь. Потому-то угроза рыцаря и поражала «как гром» иноверцев мусульман, что он взывал к Богоматери. Достоевскому это, безусловно, было понятно, как и многим читателям. Они понимали, вероятно, и то, что опущенное постоянно забрало рыцаря – знак данного им Богоматери обета отрешения от мира. Еще на одну деталь такого рода обращает внимание своих слушателей в окончательном варианте эпизода сама Аглая. Она говорит, что «влюбленный рыцарь вместо шарфа даже четки себе повязал на шею» и что чувство его дошло до «аскетизма» (8, 207). Четки – знак молитвенного поклонения. Пушкинский герой носит их вместо традиционного «шарфа красоты», который обычно был такого же цвета, какой преобладал в нарядах избранницы рыцаря.

Далее мною приводится интересующий нас отрывок черновой записи Достоевского.

«РЫЦАРЬ БЕДНЫЙ»

Аглая о нем с Князем.

– Может быть, какую-нибудь самоотверженную мученицу, которую можно любить чистою любовью обожания чистой красоты, обожания идеала. Может быть, даже… Они ведь читали Библию. Да и кто ж после того может быть:

Lumen coeli, Sancta Rosa?

Полон чистою любовью,

Н. Ф. Б. своею кровью… – к кому могут относиться эти слова?..

– Ну уж ты завралась (ср.: 9, 263).

В свете вышеизложенного становится ясным, почему Достоевский включил в роман еще одну характеристику пушкинского произведения, которая предваряет декламацию Аглаи. На гневный вопрос генеральши: Растолкуют мне или нет этого “рыцаря бедного”?» – князь Щ. отвечает:

– Просто-запросто есть одно странное русское стихотворение <…>, отрывок без начала и конца (8, 206).