Читать «Сундук с серебром» онлайн - страница 158
Франце Бевк
— Так она бы загорелась!
— Ага, видишь, недотепа! О соломе подумать ума хватает, а о душе — где там! Что теперь делать собираешься?
— Вот то-то и оно, — простонал Тоне в растерянности, не находя нужных слов.
— И ты еще сомневаешься? Жениться ты должен, чтобы не срамить себя и весь приход.
— Да я насчет этого и пришел.
— Так и выкладывай, раз пришел! — Гнев и суровость понемногу исчезли с лица священника. — Вот и хорошо, что ты наконец женишься. Не вечно же тебе одному куковать на своем хуторе!
— Если бы не вышло такое дело, может, я бы и не женился, — признался Тоне, радуясь, что священник сменил гнев на милость.
— Смотри-ка! — снова вскипел священник. — Он еще грехом похваляется! И без этого мог бы взять ее за себя, и без этого, и только честнее бы все было.
Через полчаса Тоне прощался со священником, державшимся с благожелательной строгостью, но все же дружелюбно.
— Венчайтесь, и все будет хорошо, — говорил он Тоне. — Только она сегодня же должна уйти к себе домой! До свадьбы пусть остается дома. Понял? Сейчас же чтобы шла!
Тоне обещал исполнить все в точности. Он чувствовал себя перед священником маленьким несмышленышем. Но все же возвращался он с более легким сердцем, и путь показался ему короче.
12
Жена Осойника стояла у очага, когда Марьянца вошла в дом. При виде дочери Осойничиха от изумления и неожиданности всплеснула руками и села на лавку.
— Ты, дочка? Да ведь до святого Юрия еще далеко!
— Я замуж выхожу, — выпалила Марьянца.
Она знала, что ее будут ругать, если она расскажет все, как было: отругают и в том случае, если она расскажет хотя бы половину, и поэтому поспешила выложить то, что, по ее убеждению, должно было сразу утихомирить мать.
И в самом деле, Осойничиха не могла вымолвить ни слова. Она была и обрадована и испугана. Быстро оглядев дочь и не обнаружив в ней никакой перемены, она спросила:
— За кого ж ты идешь?
— За хозяина.
— Да ведь Лайнар из Планины не может жениться, он не вдовец.
— А я уже не там. Три месяца как у Ерама на хуторе живу.
— И я об этом ничегошеньки не знаю! — воскликнула мать.
— Так кто ж в этакую зиму будет домой ходить? — оправдывалась Марьянца.
И так как мать, внутренне укорявшая себя за то, что слишком мало думала о дочери, промолчала, Марьянца добавила:
— Я ушла с места, а Ерам встретил меня на дороге и уговорил идти к нему.
— И теперь он на тебе женится? — Осойничиха не могла отделаться от некоторого недоверия.
— Мать у него померла, он остался без хозяйки, — торопливо пояснила дочь, — посватался ко мне, я и согласилась.
— Когда же свадьба?
— Как можно скорее. Недели через три, через четыре.
— Уже? Иисусе Мария! Да у нас же ничего не готово!
Сам Осойник отнесся к новости хладнокровно и некоторое время ходил по сеням, заложив руки за спину.
— Идем в горницу! — сказал он.
Он пододвинул к дочери каравай ячменного хлеба и нож; она отрезала себе ломоть и без аппетита жевала хлеб, глядя на отца, размышлявшего столь сосредоточенно, словно речь шла о спасении души.
— Ерам? — наконец заговорил он. — Он на той стороне, около Новин. Сколько у него скотины-то?