Читать «Сундук с серебром» онлайн - страница 148

Еще никогда живое существо не было так дорого Тоне, как эта корова в эту ночь. Он взял ее за рога и, ласково приговаривая, повел к яслям, чтобы привязать. Животное ластилось к нему и все лизало его шершавым языком, а он прислонился к влажной стене и отдался своему горю. Рука его гладила шею коровы, почесывала ей голову между рогами. Плакать он не умел, но ему было тяжело, страшно тяжело.

Когда он очнулся и вышел из хлева, на душе у него стало легче. Войдя в горницу, он посмотрел на мать, лежавшую все так же тихо. Отблески пламени, колеблющегося в лампе, перебегали по ее лицу. Тоне захотелось пить, и он выпил чай, приготовленный для покойницы. Потом привернул фитиль в лампе, стащил с ног сапоги, влез на печь и привалился в угол, спиной к стене: «Авось не засну».

Однако его неодолимо клонило в сон. На веки ложилась усталость, тяжелая, как свинец. Несколько раз он, задремав, испуганно вскидывался, но голова снова падала на грудь. Он попробовал молиться. Какая-то мысль прервала «Отче наш», пришлось начать снова, но до конца он так и не дошел…

6

Когда Тоне проснулся, было совсем светло. Он подвинулся к краю печи и оглядел комнату. Лампа погасла, в воздухе пахло обгорелым фитилем. Дневной свет просачивался сквозь грязные стекла и ложился на мертвое лицо матери. Тоне расчесал пальцами растрепанные волосы и прислушался к мычанию скотины. Потом торопливо соскочил с печи, обулся, шаркая сапогами, пошел в хлев, бросил в ясли немного сена и вернулся в комнату.

Он взял лампу, подлил в нее масла и снова поставил у изголовья матери.

— Завтра утром похороны, — пробормотал он, — надо поспешать.

Он подоил корову, развел огонь и поставил кипятить молоко. Вспомнил о поросенке, визжавшем в свином закуте, нарезал в котел репы, картошки, моркови и повесил над огнем.

Заглянув в комнату, он увидал, что к покойнице подошла кошка, оперлась лапкой на ее плечо и обнюхивает ее, вытянув шею.

— Брысь! — крикнул Тоне.

Кошка испугалась, бросилась через сени вон из дома и взобралась на ближнее дерево.

«Надо кого-нибудь позвать, — подумал он. — В одиночку мне не справиться».

Он вышел во двор. Небо наполовину затягивали облака с пронизанными солнцем светлыми краями. Все вокруг было в осеннем золоте, покрытые выгоревшей травой склоны коричневели, леса уже оголялись, листва кустарника краснела. Видневшиеся вдали домики деревни белели вдоль подымающихся в гору улиц и были похожи на грабельщиц, присевших отдохнуть у длинных валков подсохшего сена. Церковь выглядывала из низины, словно стыдливая девушка, прячущаяся среди деревьев.

Все это было очень далеко, в полутора часах ходьбы по крутым и извилистым тропинкам. Деревня казалась безлюдной, словно вымерла. Все тропы, проселки и ведущие в гору дороги, которые осень открыла взгляду, были пусты. Нигде ни единого человека, некого было окликнуть.

Тоне поглядел направо и налево. Высоко на склоне Плешеца, у самого верхнего источника, привольно раскинулась крестьянская усадьба. Перед домом стоял человек, но будь у Тоне даже легкие великана, докричаться до него он бы не мог. Несколько ниже на маленьком уступе за лесом виднелась залитая солнцем хибарка знахаря Робара, глядевшая окнами с зелеными ставнями на Ерамов холм.