Читать «Юдаизм. Сахарна» онлайн - страница 56

Начал он сперва на чем свет стоит бранить всех краковских евреев, называя их богоотступниками, еретиками, даже мешумедами, которых следует стереть с лица земли; потом добрался до их жен, не жалея для них эпитетов вроде: «развратницы», «блудницы», «бесстыдницы» и т. п.; затем уже перенес свое негодование на самих дочерей их, девиц, в том числе, конечно, и свою невесту, крича в гневном азарте, что оне недостойны назваться дщерями Израиля, а шикцами. Замечу, что шайнец и шикце евреи называют сыновей и дочерей гоев.

В тот же вечер, после совершения обычного гавдало (прощание с уходившей св. субботой; это совершается над стаканом вина, после опорожнения которого с особым наслаждением вдыхают в себя приятный тонкий запах благовонных стручков; с того момента наступает уже будень), будущий мой отец, не сказав никому ни здравствуй, ни прощай, взял сумку с молитвенными принадлежностями — тефелины и сыдра — подмышку, мешок с грязным бельем на плечо и, сотряся прах ног своих на великогрешный город Краков, направил свои стопы, по образу пешего хождения, к великому городу Варшаве».

Так Австрия лишилась одного подданного, а Россия приобрела одного подданного. Автор спрашивает:

«В чем же, однако, тут дело? С чего сыр-бор загорелся, отчего жених ни с того ни с сего взбесился, ругал всех краковских евреев и убежал, бросив невесту на произвол судьбы?

Помимо набожности будущего моего отца, игравшей главную роль в этой катастрофе, виновата в ней была и сама невеста, не сообразившая, что имеет дело с набожным женихом. В ту злополучную субботу, желая произвести впечатление на жениха, т.е. показаться ему перед свадьбой во всей девичьей красоте, пока у нее волосы на голове целы (у талмудических евреев в вечер свадьбы до гола остригали волосы на голове), раз- нарядившись и без того пышно и роскошно, она имела неосторожность сверх всего вплести еще в свою роскошную косу шелковую алую ленточку, - а так как вплетение таковой ленточки в косу было тогда в моде у гойских жен и дочерей, — то, само собой разумеется, это противоречие талмудическим правилам, строго воспрещающим подражать в чем бы то ни было гоям, — взбесило моего набожного будущего отца. «Как, — в ярости закричал он, увидав свою невесту с вплетенною в косе ленточкою, — чтобы дочь Израиля дозволяла себе подражать гойской моде!.. Нет!.. Этакой — мне не надо...».

...В Варшаве отцу моему не долго пришлось быть одинокому. Варшавские евреи несравненно благочестивее краковских; они, узнав о прибытии в их город такой драгоценности как набожный гедалий, до того обрадовались, что устроили пир на весь город с танцами, плясками и забавами. Понятно, что царем пира был мой отец.

Не теряя драгоценного времени, варшавские евреи начали хлопотать о женитьбе моего отца, находя ему невест из богатых домов с тысячным приданым; но, верный традициям набожности, отец мой отстранял богатых невест и выбрал себе спутницу жизни наибеднейшую, скромную Девицу, Гинделу, дочь реба Шамшона; она-то и была моя мать...

Оказалось, что отец мой не ошибся в выборе себе подруги жизни: такую смиренную, безответную, послушную во всем жену едва ли удалось бы ему скоро найти; и главное — она, будущая матушка моя, была набожна не менее своего мужа, и даже соперничала с ним в религиозности.