Читать «Дочь Ленина. Взгляд на историю... (сборник)» онлайн - страница 69

Эдвард Станиславович Радзинский

ЖАКО. Вон они едут – богатенькие отцы нации – прямиком к красотке гильотине… Привыкли к почету, отрастили животики, которые сегодня отправит в яму с известью наш добрый Шарло.

Хохот, рукоплескания толпы.

САНСОН (Жако). Перестань!

ВЕРНЬО (в телеге). Не мешай ему. Он прав. Это такая клоунада… Мы поем «Марсельезу» – и они поют ее же. Мы отцы Республики, и нас убивают по обвинению в ненависти к Республике… Сумасшедший дом – общий хор осужденных и осудивших. Шути, Жако, паясничай! Все равно смешнее не придумаешь!

Проезжают мимо дома Робеспьера.

Вся троица, как обычно, стоит в окне – Робеспьер, Дантон, Демулен.

РОБЕСПЬЕР. Едут. Слава богу, не вижу малодушия на лицах.

ДЕМУЛЕН (истерически). О, несчастные! Я обличал великого Верньо… Я причина их гибели! Проклятье на мне!

ДАНТОН. Не надо, Камиль. И мы, и они отлично понимаем: политическая необходимость выше справедливости. Они жертва, которую пришлось нам всем принести на алтарь Свободы! Во имя великого будущего!

ВЕРНЬО (кричит из телеги). Прощайте, старые друзья! Точнее, до скорого свиданья! Революция – это бог Сатурн, который пожирает своих детей. Так что берегитесь – Боги жаждут!

САНСОН. И я опять вспомнил Казота…

САНСОН. Это была массовая казнь. Доска гильотины до того была залита кровью, что одно прикосновение к ней казалось ужаснее самой смерти. Все продолжалось сорок три минуты… Этого было достаточно, чтобы Республика лишилась своих основателей… Что же касается письма… Да, они, видно, сильно любили её. Но я тоже любил Мари и детей. И мне показалось, что Жако видел, как они его передали. Так что письмо я отнес в Революционный Трибунал. И когда вез их любовницу на гильотину, рискнул шепнуть ей об их любви… Но это потом. А тогда я был как пьяный. Мне нужно было разрядиться… В это время бесконечных казней у нас появились поклонницы, как у знаменитых актеров, – преданные зрительницы, мы их называли «фурии гильотины». От постоянных криков ненависти у них и вправду стали лица фурий! Они приходили в экстаз от крови и обожали спать с моими помощниками… В тот день я выбрал самую красивую и бешеную. Ее звали Ведьма…

Комната Ведьмы. По стенам развешаны грязные платки. Сансон и Ведьма. Она набрасывается на Сансона. Потом они, обессиленные, лежат на кровати.

САНСОН (оглядывая комнату). Что это… на стенах?

ВЕДЬМА. Платочки, любимый. Платочки с кровью. Со всех твоих казней собрала, ни одну не пропустила. Кровь короля, королевы, Корде, кровь сегодняшняя… коллективная – жирондистов. Надеюсь, ты понял, платочка с чьей кровью тут не хватает… (Очень нежно.) С твоей, любимый! (Хохочет.)

САНСОН. Выйдя из ее дома, на улице я увидел маркиза де С. – все время забываю его имя… Он был в прежнем туалете – весьма странном и даже опасном… Нынче на улице от веселой толпы начала революции не осталось и следа. Встречаешь только испуганные или свирепые лица. Одни, проходя мимо тебя, торопливо отводят взгляд, другие, напротив, жадно впиваются глазами, выискивая добычу – надеясь различить аристократа. Но узнать их нынче нелегко: от прежнего многообразия одежд ничего не осталось. Все носят одинаковые серые куртки и темные платья. Однако вид маркиза был вызывающ – отлично сшитый фрак, правда, вытертый до блеска временем, розовые панталоны, правда, сохранившие следы всевозможной еды…