Читать «Легенды горы Кармель» онлайн - страница 46

На следующей встрече Бу-Бу сказала своему воспитателю, что ей может помочь только принудительная бабуинация. Он одобрительно рыгнул, показывая всем своим видом, что давно уже пришел к этому выводу, но надеялся, что и более мягкие средства смогут помочь. То же самое она сказала своему бабуину, и он тоже обреченно кивнул. Она была безумно благодарна ему за согласие. Когда ее разложили на солнце, он даже прыгнул на нее первым, и только вслед за ним тяжело запрыгало все стадо. В эти секунды, пока боль еще не затопила сознание, Бу-Бу была счастлива – счастлива, как никогда в жизни. Она думала о том, что несколько сломанных костей и отбитые внутренности – это разумная – да, практически, минимально возможная – цена за то, чтобы наконец-то стать настоящим бабуином. Она не смогла больше бегать, но это было и не нужно. Зато с этого дня она начала воспринимать все иначе. Все, что являлось нормальным для бабуинов, ей стало казаться естественным, само собой разумеющимся и даже в большинстве случаев единственно разумным. Отклонение же от нормы стада теперь представлялось ей своего рода уродством – впрочем, уродством, иногда достойным жалости. В глубине души она, конечно же, ощущала, что не вполне является урожденным бабуином, но обычно ей удавалось ускользать от этого понимания. Шерсть у нее так и не стала расти, но постепенно все научились ей это прощать и до конца ее жизни делали вид, что у нее просто короткий белесый мех, невидимый на солнце. Когда Бу-Бу думала о великодушии своего стада, оно трогало ее до слез. Впрочем, она была вознаграждена и еще в одном. Дети бабуина от нее не только выросли полноправными членами их стада, но и стали предками многих из тех, кого сегодня можно ошибочно принять за людей. В каком-то смысле они стали предками нового вида, но Бу-Бу, разумеется, не дожила до того, чтобы его увидеть. И тем не менее, несмотря на некоторый стыд за неизгладимые следы человечности, современным бабуинам именно ее следует почитать в качестве своего предка.

Сказка пятая. О любящем и любимом

Среди сказок «Тысячи и одной ночи» есть одна, чье название – «О любящем и любимом» – гораздо лучше подошло бы, пожалуй, размышлениям о платоновских диалогах, но в качестве названия восточной сказки выглядит довольно странно. Вероятно, именно поэтому ее часто упоминают как «Сказку об Азизе и Азизе» – несмотря на то что в самом тексте подобного заголовка нет. Впрочем, на первый взгляд, вопрос о том, что же странного в этом названии, тоже способен несколько озадачить. И все же ответ на него достаточно ясен. Названия историй «Тысячи и одной ночи» обычно чрезвычайно конкретны. Они отсылают к именам героев – например, Тадж аль Мулуку, Синдбаду-мореходу или Нур ад-Дину – или же к не названным по имени, но вполне однозначно описанным купцам, старцам, коварным визирям, наивным принцам, прекрасным принцессам, цирюльникам, невольницам, портным, надсмотрщикам или любителям гашиша. Истории же, в свою очередь, рассказываются именно как истории этих героев и не претендуют на чрезмерную форму общности. В данном же случае общность заложена в самом названии, и общность эта не социального, а скорее философского свойства. Одной из причин этой странности является, вероятно, тот факт, что исторически рассказ «О любящем и любимом» связан не со Средним Востоком, а со Средиземноморьем. Действительно, несмотря на то что в большинстве сказок «Тысячи и одной ночи» место действия обозначено вполне однозначно, есть и такие сказки, действие которых происходит в некоем условном воображаемом пространстве. Однако, парадоксальным образом, сказочность этого пространства часто тоже является иллюзией, и характерные приметы того или иного города позволяют с высокой степенью достоверности установить место действия этих историй. Как убедительно показали ученые, в сказке «О любящем и любимом» характерные приметы городского пейзажа позволяют с достаточной уверенностью утверждать, что местом ее действия – и, вероятно, местом создания некоей первичной версии этой сказки – является средневековая Хайфа.