Читать «Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи» онлайн - страница 98
Роман Максович Перельштейн
Бомба сопит, дрожит. Поднимает на отца глаза, отводит их и отвечает:
– Кажись, война начинается.
– Боже Святый! – крестится родитель.
– Турки из пушки пальнули. Окно в лавке высадили.
– Врешь!
– Не вру.
Павел Егорович хватает Антона за ухо и тащит к лавке.
Земля перед лавкой усыпана стеклом, тут же обломки деревянной рамы. Папаша оценивает ситуацию, прикидывает и делает свой вывод:
– Ну, коли не врешь, – медленно расстегивает купеческий дубленый ремень. – Тогда за правду.
Он захватывает в ладонь шею Бомбы и, ловким движением, отправляет чадо на землю. Зажав Бомбу между ног, начинает методично опускать на известную часть тела дубленый ремень.
– За правду! За правду! За правду! – приговаривает Павел Егорович. – На пользу! На пользу! За одного битого, – переводит дух, – двух не битых дают.
Бомба стиснул зубы. Мускулы его круглого смуглого лица подрагивают, но он добровольно выбрал себе муку и оттого, наверное, ее можно и нужно стерпеть.
Павел Егорович заходит в лавку. Перед прилавком ни живой ни мертвый стоит Александр. Он бледен как полотно. Он видел, как отец расправился с Антоном. Но родитель уже в хорошем расположении духа. Пары выпущены. А может быть, это и такая воспитательная метода – с одного семь шкур спустить, а другого напугать до смерти.
– Война с Турцией отменяется, – резюмирует отец и обращается к старшему сыну: – Александр, давно хотел с тобой поговорить.
– Да, папаша, – с трудом проглатывает слюну Александр.
– Обрати на себя внимание хорошенько. Тебе следовало бы приобрести дух кротости и терпения. Дух мужества, ласковости и вежливости.
Павел Егорович взирает на Антона, на осколки стекла и, вероятно, догадывается, что произошло.
– Да, папаша, – ни живой ни мертвый кивает Александр.
Павел Егорович оглаживает свою бороду, разворачивается, чтобы выйти, но, скользнув взглядом по сапогам Александра, наставительно, хотя и ласково, добавляет:
– Надо соблюдать економию и сапоги чистить только по воскресеньям. По средам же мазать салом.
– Да, папаша, – тихо произносит Александр и переводит глаза на Антона, который поднимается с земли.
Отец выходит из лавки и, украдкой бросив на Антона сочувственный взгляд, сворачивает в переулок.
Антон и Александр едят друг друга глазами. Бомба отворачивается и уходит.
– Антон! – кричит Саша.
Антон не реагирует на оклик.
– Антон!!! – зовет Александр, и губы его начинают дрожать, а потом и пускаются в пляс.
Александр выбегает на улицу и кричит брату в спину:
– Бомба! Бомба! Бомба!
Но Антон не оборачивается.
Подкатывает ком, Александр по-детски всхлипывает и плачет.
ЗТМ.
2
Новый дом. Раннее утро. Колючий луч крадется по лицу Антона и заставляет его проснуться. Бомба не один в комнатенке. Он потягивается, чешет темя – лицо искажается гримасой боли: макушка еще не зажила. Антон садится на кровать, и снова – гримаса: папашин ремень памятен. Комната завалена узлами вещей. На окнах нет занавесок, на стеклах потеки мела. Антон пересекает комнату на цыпочках. Чеховы почивают. Кто на кровати, кто на сундуке, а кто и просто на полу. Среди спящих нет только отца.