Читать «Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи» онлайн - страница 59

Как-то она развешивала белье на балконе. Сева выпорхнул из квартиры, вцепился в плечо, увидел на крыше сородичей и был таков…

– Вот зачем мне сейчас такие карты?

Мать делает разочарованное лицо.

– Я хожу или ты?

Она не отвечает.

– Ты. Я взял.

– А ходить нечем, – роняет смешок.

– Дама?

– Дама.

– С дамы?

– С дамы, с дамы, – кивает она. – Тетя Лариса вчера позвонила. Ну все, прошли они таможенку. Закажут каюту и оформят птенца. Ромочку сегодня узаконят.

– Так они и попугая берут?

– Конечно, все со своей скотиной едут. Нужно взять справку и его зафиксировать.

В Израиле попугай улетит. Мама и выпустит.

Потом она будет звонить, бурно делиться радостью:

– Купили Ромочку нового, желтенького, а он все голубеет и голубеет. Такой дикарь худой! Типичный израильтянин. Говорить не хочет.

Но это будет еще через месяц, а пока мы ждем трех вещей – министра, затмения солнца и конца света. Но министр все не едет, а затмение, если верить газетам, мы даже не почувствуем.

– Отец звонил. Сказал, что в мире оказалось много сложностей. Война, возраст.

– Перевожу.

– Сказал, чтобы я думал не только о своей заднице, но и о своей семье. Говорит, учи английский и сматывай удочки, пока не поздно.

– А ты?

– Слушаю. Десяточка.

– Но делаешь по-своему?

– Взял.

Я не говорю матери о том, что отец купил вторую машину. Одной они уже не обходятся. На первой машине будет ездить его вторая жена, а он будет ездить на второй. Немного сложно.

Я был у отца осенью. Мы съели горсть фиников и зашли в море. Волны радостно бросались, обвивали нас и сползали к ногам. У меня дух захватывало, хотя я уже не меньше восьми раз приходил на берег. С какой же неистовостью море боролось за нас! Морю бы только сожрать. Превратить меня и отца в соль, в брызги. Как тихо подкрадывалась волна, как сильно била в грудь, как умоляла дать еще попытку, как манила в зеленую гулкую пустоту! Удар за ударом, мольба за мольбой.

– Ну и так далее, – улыбнулся отец.

Он отлично выглядел. Густые африканские кудри, бронзовый живот, мягкая львиная поступь. Он производил впечатление человека, принявшего решение…

На шкафу громоздятся вазы, которыми доплатят за Ириску. Под вазами набор мельхиоровых ножей, керамический Годунов, стопки старых журналов, бутафорские уши Конька-Горбунка, сработанная под финский домик сигаретница из березы, пропасть пыльных предметов.

Громко тикают часы. Гусеница тычется личиком в увеличительное стекло.

Отец с матерью разошлись пятнадцать лет назад. Конечно, мать едет не к нему, а к своей матери, но для меня она едет к нему – в маленькую воюющую страну.

Теперь хоть понятно, почему я женился дважды. Наследственность. И причем по отцовской линии.