Читать «Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи» онлайн - страница 47

* * *

Не тот, кто говорит со мной,Приносит мне благие вести,А тот, кто словно дух лесной,Как свет, молчит со мною вместе.Кто, позванный на тайный пир,Как чашу, разопьет со мноюМолчанье глубиною в мир,Молчанье в сердце глубиною.Поэзия – не гордый взлет,А лишь неловкое старанье,Всегда неточный переводТого бездонного молчанья.

Поэтический космос Миркиной может смыкаться с различными мистическими традициями, но он их не знает. Он возник сам, изнутри. И в то же время переклички налицо. Тут и византийское богословие, и немецкая мистическая теология, и русская философия Серебряного века. Блаженный Августин призывает нас идти не вовне, а внутрь себя, туда, где обитает Истина, но, ощутив внутри себя границу, мы должны выйти за пределы самих себя. Русский метафизик Семен Франк, один из любимых мыслителей Григория Померанца, следующим образом толкует слова Августина. Франк уподобляет человеческую душу сосуду с пробитым дном. Далее философ рассуждает так. Бог находится не над сосудом, и не заключен в сосуд. То есть Бог не где-то вне меня, ограниченный внешним миром. И Бог не где-то во мне, ограниченный моим внутренним миром. Ведь мой внутренний мир может оказаться болезненно развитым подпольем, каким его увидел Достоевский. Бог сама безграничность. А вот как о безграничном, прибегнув к метафоре сосуда, говорит Миркина в одной из лекций: «Человеческое сердце – это сосуд, в который вливается Дух Божий. Но сосуд принадлежит Богу, а не Бог – сосуду». Итак, Бог безграничен. Вот почему сосуд пробит. Душа бездонна, и своей бездонностью она соединяется с тайной жизни, с Богом.

Разными словами, прибегая к тем или иным метафорам, Миркина не устает напоминать об этом.

Когда душа сравняется с соснойВсей высотой своей и тишинойИ смоются следы от всех обид,Тогда сквозь душу Бог заговорит.

Душа уже не ощущает себя сосудом, чью горловину можно запечатать. Дно пробито, а значит, ничего нельзя накопить, присвоить себе – ни обиду, ни богатство. Нужно выйти за пределы себя, ценой утраты своей глиняной целостности.

Я себя потеряла где-то,Где ни тропок нет и ни двери, –В бесконечных разливах света,Куда входят ценой потери.

Поэтическое слово более трепетно и метко, чем сентенция философа или богослова. Поэт не объясняет, а становится тем, во что всем собою входит.

Птицы знают много,Вмиг умеют счесть,Далеко ль до БогаИли – вот Он, здесь.

Мостик от западной мистической традиции к восточной перекидывается Миркиной легко. Традиции взаимопроницаемы. В конце книги «Потеря потери» помещены переводы арабского поэта-суфия Ибн аль-Фарида. Здесь мы снова встречаемся с образом глиняного сосуда, и с этим образом сопряжены все те же смыслы.

Суфий разговаривает со своей душой, с бездонной глубиной своей души как с возлюбленной. Для Миркиной, как и для Ибн аль-Фарида, «бездонность сердца» и «бескрайность духа» – одно и то же.

Я знаю, как целительна тоска,Блаженна рана и как смерть сладка.Та смерть, что грань меж нами разрубя,Разрушит «я», чтоб влить меня в тебя.(Разрушит грань – отдельность двух сердец,Смерть – это выход в жизнь, а не конец.Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,Когда разлуку нашу длит она,Когда не хочет слить двоих в одно,В один сосуд – единое вино).Так помоги мне умереть, о, дайВойти в бескрайность, перейти за край…