Читать «Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи» онлайн - страница 44

Самое большое счастье на свете это медленный духовный труд. Здесь все движения неприметны и каждое неповторимо. Невозможно увидеть, как растет дерево, но можно причаститься деятельному покою его корней, глубокой умиротворенности его ветвей, которые покачиваются или сгибаются под ветром. Увидеть дерево, досмотреть его до конца, как досмотреть до конца собственную душу, вглядеться в нее «до сущности небесной» – это и есть медленный духовный труд. На протяжении всей истории людям что-то мешает соединиться с собственной сердцевиной, стать целыми.

И дух собраться до конца готов,Вот-вот… сейчас… Но нам до откровеньяНе достает последнего мгновенья,И – громоздится череда веков.

Тот, кто глубоко живет и встречается с Богом, знает, что Бог внутри, это мы – снаружи. И наша задача вернуться домой. Даже тот, кто вернулся домой весь, каждый день должен прикладывать усилие, чтобы снова не затеряться в мире.

Я знаю это суживанье глазИ взгляд, направленный к оси незримой,Не на себя, а внутрь себя, не мимовещей, а сквозь земные вещи, внутрь нас.

Поэзия Миркиной не философская лирика и не богословие в стихах. Это художественное высказывание, пробитое насквозь бесконечным доверием к жизни и верностью нравственной правде. Готовые жанровые формы не способны вместить эту бьющую через край внутреннюю жизнь и ту великую тихую радость, которая приходит невесть откуда.

Как же мне передать речь немую Твою –Из незнанья растущее знанье?Чем я чую Тебя? Чем Тебя узнаю? –Ликованьем, одним ликованьем!

У Миркиной юная душа, для которой «росплеск соловьиный» самая важная проповедь. Соловей не может лгать, потому что соединен с бессловесной глубиной. А поэт и мудрец знают слова. И им надо омывать слова в молчании. Они и погружаются в молчание, в чуткую дремоту, из которой приходит истинное знание всех вещей.

Но когда-нибудь на зовыВдруг придет ответ со дна.Спи, душа, – великим словомТяжелеет тишина.

Медленный духовный труд ведом Марии, которая замерла у ног Христа и внемлет Ему. И в этом ничего так неделанье больше труда, чем в хлопотах Марфы. Хотя и Марфа служит Богу. Но она тревожится, она думает, что ей еще сделать? А Мария пытается понять какой ей быть? Прежде всего какой быть, а уже потом что сделать или что делать? «Ах, Марфа, Марфа, погоди немного – / Накормит Бог, и ты накормишь Бога…» Чтобы Он накормил, надо есть Его хлеб, а это и означает стать глубоким созерцателем. Заботы же земные, они не минуют ни Марфу, ни Марию. «Благодать ниспослана. Только и следи – / Хорошо ли Господу / У тебя в груди?» Бог вынашивается, и сердце тяжелеет. И идти в лад со своим зачавшим, тяжелым сердцем легко. Не потому ли Христос сказал: «иго Мое благо, и бремя Мое легко есть» (Мф. 11:30).

Мой Бог – мой сын. И тварь Твоя и мать.О, Господи, сумею ли так много?Зачать, родить и, вырастив, отдатьТебя во тьму, чтоб Бог вернулся к Богу!

Сегодня очень модным стал призыв полюбить себя. Но редко, когда ставится вопрос, что именно в нас достойно любви? Неужели все? Едва ли. Мы призваны полюбить по-настоящему, больше жизни, только свое глубочайшее «Я». Если все наше внимание сосредоточено на сокровенной глубине сердца, тогда наша любовь к себе не обернется новым страданием, не превратится в свою противоположность. И тот, кто так полюбил себя, не разочаруется, не впадает в отчаяние, потому что он полюбил в себе Бога, а не машину желаний. Он полюбил в себе Творца, а не тварь.