Читать «Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи» онлайн - страница 25

Роман Максович Перельштейн

* * *

Я только лишь теперь узнала,Что значит – смерть. О, это жало,Вонзившееся прямо в грудь,Так, что уже нельзя вздохнуть.Я это знаю лишь сейчас,Хотя теряла много разЛюбимых, близких и родных,Но я умела жить без них.А нынче в грудь мою проникВесь холод смерти. Этот крикТы слышишь?! – Пустота… Исчез…Но что, что значит этот лес?Откуда он натёк, такойВсеобнимающий покой?И кто меня из бездны слёзВот в эту высоту вознёс?Так, может, жизнь нам разрубя,Взамен тебя Бог дал Себя?И, Боже святый, может быть,Пришла пора Тебя вместить?…

Это вопрос Сына, полного любви и смирения. Это уже и не вопрос, а ответ. «…Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22,42). Пронести через всю жизнь высокий строй души, не перестать слышать Господа и в горе, это значит доверить Ему все самое дорогое, что у тебя есть, было и будет. Это значит уже ничего не иметь отдельного от Него, своего, припрятанного на черный день. Это значит вместить Его даже в сердцевине боли, которую еще можешь или уже не можешь вынести. И вместить, и испытать безграничную тихую благодарность.

* * *

Жить вечной жизнью это значитБеззвучной быть, как неба гладь,Беззвучной и совсем прозрачной,Чтоб никого не заслонять,Не заглушать самой собою, –Так жить, чтобы была слышнаВолна вселенского прибоя –Вот та, священная волна,Которую часами слушатьВ самозабвеньи мы могли, –Волна, что в мир приносит душуИ вновь несёт её с землиКуда – не ведаю, но… тише –Открылся сердца чуткий слух –Я ясно чувствую, я слышуТот, не имущий смерти Дух.

Я не знаю другого отечественного поэта, который бы с таким вызовом пренебрег богатейшим арсеналом поэтических средств и добился при этом такого высокого уровня владения словом, действительно жгущим человеческие сердца. Читательская аудитория Миркиной огромна. Людей, которые нуждаются в ее поддержке, в ее ласковом наставничестве, так много еще и потому, что мистический опыт Зинаиды Александровны до дна открыт любому, кто доверится своей духовной и художественной интуиции. А я уверен, что порознь эти интуиции не ходят. Сколько в мире ее духовных детей, которые и не знают о существовании друг друга. Но если они знают Бога, то и друг друга они знают. Глубоко верующие воцерковленные люди, а среди них есть и монахи, и монахини, зачитываются ее стихами и сказками. О сказках Миркиной нужно говорить отдельно и подробно, так же как и о ее эссеистике.

Из личного общения с Зинаидой Александровной я вынес не больше, чем позволили мне мои скромные силы, но и на осмысление услышанного, предугаданного сердцем едва ли хватит жизни. «Царствие Божие внутри нас», – не устает повторять она. На этом же метафизическом основании зиждилась мудрость Григория Соломоновича Померанца. Его вклад в русскую и мировую культуру, в историю свободы Духа, которая пишется и чернилами, и судьбой, еще предстоит оценить. В религиозном свободомыслии Антония Сурожского, Александра Шмемана, Александра Меня, Георгия Чистякова был огонь той правды, у которого смогут отогреться, кажется, все. И этим же добрым внутренним огнем охвачено внецерковное богословие Померанца и Миркиной. Его духовная интуиция помогала и будет помогать ей доносить до нас весть иного мира, а ее стихи углубляют русло его религиозно-философской мысли. Более чем полувековой творческий союз Григория Померанца и Зинаиды Миркиной позволил им выразить в слове ту полноту личного переживания Бога, без которой всякое творчество теряет свой первоначальный исконный смысл.