Покуда ноги носят,в груди кипят ключи,мой посошок, не посох,по камешкам стучит.Шаги чеканю звонко,как перышки, легки.Мне крупная щебенкамилее, чем пески.И ляжет луч на пашню,и туча набежит.Когда погода пляшет,с полудня ворожит,то солнце не помеха –и дождь идет косой.Как птица под застрехой,нахохлился песок.Ты мнешь его и месишь,и вязнешь, но идешь.И чуден, и чудесенпромытый солнцем дождь.Огнем играют капли.Темнеет неба прядь.Нет, я докосолаплю.Да тут рукой подать!
* * *
Зашумела июльская роща.За стволами таятся стволы.И становишься глубже и проще,тише облака, легче золы.И осиновый свет невесомый,до земли наклонившийся свет, –незаметная жизни основа.И опоры надежнее нет.
* * *
Светило ходит по равнинев сосновой шапке набекрень.И столько золота и сини!В разгаре августовский день.Но я-то знаю, я-то знаю,Чьё сердце эти льёт лучи.Оно в груди, и это – тайна.Пусть говорит. А ты – молчи.
* * *
Колонны деревянные айванаотбрасывали тень на мудрецовАравии, Ирака и Ирана,стянувшихся сюда со всех концов.Их встретила святая. Улыбнулась,улыбкой разрешая всякий спор.Кивнула розам, потрепала мула.Узнала ветер, налетевший с гор.«Ты ненавидишь дьявола?» – спросилиподвижницу. Ответила: «Ничуть».«Но как же так?» – «Мне это не по силам, –призналась. – От любви не продохнуть».Потупили глаза единоверцы.Заметно поредело их число.«Ты только любишь, Рабия?» – «Всем сердцем!Где взять мне время ненавидеть зло?»Лишь несколько паломников осталисьу ног ее. И эти отошли,когда заговорил дамасской сталиклинок, и брызнул черный сок земли.В сердцах кипела ненависть к шайтану.И каждый правду насаждал свою.А Рабия молилась неустанноза тех и этих, внемля соловью.
* * *
По сосне заповеднойтопором саданули.Ах ты бедный мой, бедный!Дети улиц.Был ты пьян, не иначе,молодой работяга.Словно плетью казачьейбил с потягом.Или это подростоксгоряча или сдуру,тот, кто чувствует остро,всею шкурой.Но сосна, истекая,кровью белой, густою,зла не помнит, прощаетнас с тобою.
* * *
Плутая, ходят между сосенв рубахе мокрой небеса.Комар проснулся, скоро осень,а он проснулся, заплясал.Дуб зеркала свои развесилрезные, влажные, в буграх.Но свету лист волнистый тесен –блестит дубовая кора,разлапистый лоснится комель,сверкает бор, бегут ручьи.Промокший свет все невесомей.Свет от воды не отличить.Прошили струи дождевыевесь мир, и где мерцает нить,там все и навсегда живые.Дождь от души не отделить.Дождь все идет и долго будетидти, как принято в раю.Он голову мою остудити душу распрямит мою.
* * *
Уже тополя на ветру не трещат.И запах бурьяна слабее бензина.Прощай, густолистое небо. Прощай,сорняк, запустение, город старинный.Газонокосильщик сотрет в порошокпустырь подзаборный: пырей, повилику,полыни кивающей брачный чертог.Жить в городе голом никак не привыкну.Люблю колокольню, огонь в небесах;пустынные улицы и переулки;собор Петропавловский весь в изразцах,литья ярославского колокол гулкий.Но стоит спуститься на шумный бульвар,не здесь ли я был молодым и беспечным,теряется, нет, замутняется дарпевучей приподнятой внутренней речи.И я ухожу в облетающий лес.Где с каждой березой могу быть собою.Где меньше всего ожидаю чудес.Где новому зареву душу раскрою.
