Читать «Дневник. Том 2» онлайн - страница 68

Любовь Васильевна Шапорина

3-го, в Еленин день, я поехала в Детское. Опять, как в 45-м году, подходила к кладбищу с замиранием сердца. Я не была там полтора года. Целых полтора года; сначала денег не было, а потом, когда ногу сломала, то нечего было и думать о поездке. Целы ли кресты, могилы? Подхожу к церкви, поворачиваю к могилам и уже издали вижу Аленушкин крест; иду: обе могилы густо поросли незабудками. Я расплакалась от радости. Природа позаботилась дать мне утешение.

Весной 46-го года я посадила незабудки. Когда они завяли, я, помню, вырвала их и заменила бегониями.

Но, очевидно, семена уже попали в землю. Долго я там сидела, был чудный день. Обошла кладбище, полюбовалась на свой любимый мраморный tempietto.

Я живу в полной нищете. Чтобы поехать в Детское и оставить двадцатку сторожихе, я продала два тома Бальзака и «Education sentimentale» Flaubert’а.

Надеялась, веря обещаниям Горского, что в июне он мне даст какой-нибудь перевод, получу аванс и съезжу в Москву. Теперь он отодвигает возможность этой работы на середину июля.

Вася не пишет, не звонит, денег уже месяц как не шлет. Ничто не продается.

Наташа рисует для Мосеева костюмы к «Борису Годунову» в Мариинский театр. Дети всецело на моем попечении, и я устала.

Наталья Васильевна дала мне переписать стихи Мандельштама и Бориса Свешникова, умерших в ссылке.

Мандельштам

За высокую доблесть грядущих веков,За высокое племя людей,Я лишился и места на пире отцов,И веселья, и чести своей.Мне на плечи бросается век-волкодав,Но не волк я по крови своей,Запихни меня лучше, как шапку, в рукавЖаркой шубы сибирских степей.Чтоб не видеть ни труса,Ни мерзкой грязцы,Ни кровавых костей в колесе,Чтоб сияли всю ночь голубые песцыМне в своей первозданной красе.Уведи меня в ночь, где течет Енисей,Где сосна до звезды достает,Потому что не волк я по крови своейИ меня только равный убьет.

Борис Свешников – юноша, выросший в эмиграции в обеспеченной семье. Влюбился в коммунизм и советский строй, приехал в Россию работать. Ему дали немного оглядеться, арестовали, сослали в Сибирь (везли в ужаснейших условиях, в трюме баржи), где он и погиб от чахотки. Эти подробности Наталья Васильевна слышала от Клибанова, ехавшего в ссылку вместе со Свешниковым. Это его последние стихи:

Большая и задумчивая птицаЛетит в закат. И лиловеет лес.Мне хочется бестягостно проститьсяС земным теплом, с прозрачностью небес.И я несу изношенное телоВ смолой и влагой полные часы,Чтоб легче было разум охладелыйИзлить на землю каплями росы.Медлительно и сладко расставаньеС тенями чувств, ошибок и утрат.В безрадостном полусуществованьиДа растворится соль моих утрат.И радостно и горестно сознанье,Что плоть мою победно обовьютКривые сосны алчными корнями,И выпьют не спеша, как воду пьют.Что все забудется и все простится,Все пролетит, как солнца алый дым,И будет только вечер. И над нимПолет большой и одинокой птицы.