Читать «Мозаика малых дел» онлайн - страница 41

Картина Маковского «Чтение завещания»: нотариус читает, сидя за столом, остальные не пытаются даже скрыть свои чувства, слушают с непередаваемым напряжением – кто-то подался вперед, кто-то закрыл глаза, на переднем плане мужчина на стуле, потупясь, глядит в пол, на лице печать отчаяния. В общем, «их нравы». Картина висит высоко. Привстал на цыпочки. Нет, называется «Литературное чтение» – был уверен, что «Чтение завещания».

Залы за залами, самое знаменитое, что есть у передвижников, что репродуцировано 100 000 000 000 раз, отчего оригинал, эпицентр этого сверхмощного излучения может насмешить: во, мишки на дереве. Но скорее наоборот: то, что это первоисточник всех-всех-всех «охотников на привале», которых ты только в своем детстве видел, усиливает эффект. Не всякое «произведение искусства в эпоху его технического репродуцирования» («Das Kunstwerk im Zeitalter seiner technischer Reproduzierbarkeit») теряет в весе, чаще случается – набирает.

Ноги уже не держат, да еще в бутсах, которые дал мне Шейнкер ввиду испортившейся погоды. Подвернулся удобный стул и надолго притянул меня к себе. Как раз перед огромным панно Врубеля – достаточно выразительным, но и достаточно бессмысленным – стоят три ряда стульев. А что как здесь устраивают свои великопостные оргии «Виртуозы Москвы»? По обеим сторонам от панно самые знаменитые, самые расчесанные поклонниками русского декаданса полотна: «Демон поверженный», «Царевна Лебедь» (тут же повеяло дыханием моря: «Ты царевич, мой спаситель, мой могучий избавитель»). А позади еще несколько таких же, невыносимо приторных – «Испания», например.

Врубель – очень уж это Гауди. Кто спорит: и Гауди, и Врубель, и Скрябин – даже внешне на него чем-то похожий – это колоссально. Любая выдающаяся пошлость по первому впечатлению колоссальна, только б массово ей не кадили. Вот и вернулись мы, пусть с другого конца, через массовость, к проблеме воспроизведения – к вальтер-беньяминовскому «Das Kunstwerk im Zeitalter seiner technischer Reproduzierbarkeit». Существует ведь и множительная техника души – зрительской, читательской, слушательской. Опускать высокое, обесценивать великие творения можно по-разному, в том числе тиражируя их «ценителей».

Посидел, погудел ногами – и вниз по лестнице. Надо же подойти к «Девочке с персиками», отметиться. Прямо перед ней расположилась экскурсия ровесников моей даже еще не пятилетней Яэли. «Раннее эстетическое воспитание» просится быть обшученным, но я всегда помню, что родителей к нему побуждает великое чувство – сколько бы ни нашептывал мне бес, что это всего лишь ярмарка родительского тщеславия.

Пока мои яэли, эскортируемые несколькими мамашами, слушают про девочку с персиками, ровесница моей Эсти (у меня их две, Яэль Софи и Эстер Луиза) ползает по благородному паркету главного музея Москвы – в «юпочке» поверх белых рейтуз, с таким же, как у той, схваченным резинкой, хохолком на макушке.