Читать «Мозаика малых дел» онлайн - страница 18

Леонид Моисеевич Гиршович

Двоих из моих однокашников должность сделала верноподданными. Оба расписались в получении Крымского полуострова. Первый, на иждивении которого небольшой зоопарк, декламирует в свое оправдание: «О если я утону, если пойду ко дну, что станет с ними, с больными, с моими зверями лесными?» Со вторым давно не встречался, так и слышу его мат высотой с Эмпайр-Стейт-Билдинг – по адресу отнюдь не тех, кто в нем обретается. Но что поделаешь, когда времена римских-корсаковых, глазуновых, серовых, репиных, стасовых прошли. Он не может подводить людей.

КВЧ – культурно-воспитательная часть – дает о себе знать, куда ни плюнь. Повсюду в метро: «Давайте говорить как петербуржцы!» – и фотография собирательной Матвиенко. Попробовал бы кто-нибудь в петербургской гимназии сказать «давайте» – учителю. Окромя дворника, евстевственно: «Давайте, барин, посвечу…» Слева в столбик правильно, справа перечеркнуто. «Место зáнято (а не „заня́то”). Все пóдняты по тревоге. Сообщение пéредано. Я сорвалá объявление. Я отозвалá свое заявление. Незаконно осуждённый».

Международный женский день тоже немало поспособствовал культурному росту горожан. Красивой школьной вязью выведено:

«Восьмое марта»

Средь шумного бала, случайно,В тревоге мирской суеты,Тебя я увидел, но тайнаТвои покрывала черты.

А. Пушкин

И конечно же слово «Россия»… Как многомиллионный выдох при виде чего-то бесконечно дорогого. Это слово повсюду: на каждом втором сувенире в подземных переходах, на каждом торговом знаке – им пронизано все, сверху донизу и снизу доверху, оно – та самая вертикаль, на которой готовится шаварма. «Россия» глядит на тебя с шевронов, бонбоньерок, строительных лесов, этикеток на бутылках, глядит с тревогой, болью: храни меня беззаветно в труде и в бою. Благодаря повышению культурно-исторической сознательности расширяются ее границы: это уже «Россiя», а еще лучше чтобы одновременно через «ять» и с твердым знаком. Вот в витрине консервы «Оленина тушеная, войсковой резерв» в ореоле гвардейских лент. В питейных заведениях настрой также глубоко патриотический, о чем свидетельствует надпись на дверях: «Бросить пить в такое сложное для страны время глупо и подло». Думаете, Швейк? Нет, написано кровью сердца.

Особенность российского стеба – его человечность, от которой страшно аж жуть. Взять хотя бы объявление над дворовой аркой в одной из Подьяческих, где некогда проживали салтыков-щедринские генералы: «Стоянка машин у ворот запрещена. Аномальная зона! Самопроизвольно спускаются колеса».

Бесцельно брожу по городу, ибо цель во мне. Сколько бы я ни записывал, ни подслушивал, ни подглядывал – все селфи. Этакая себяшка. Например, стою на Почтамтской и провожаю взглядом въезжающие во двор машины. Все, как одна, цвета и блеска воронова крыла. По днищу каждой охранник проводит чем-то, напоминающим селфи-стик. Это «Газпром».