Читать «Лермонтов и христианство» онлайн - страница 286

Ничего нового в обществе последних он для себя не находит. Высший свет становится ему «более чем несносным», потому что «нигде ведь нет столько низкого и смешного, как там» (из письма к М. А. Лопухиной, к. 1838).

Но Лермонтов и не живёт в этом мире – давно. В своём же в этот период он создаёт целые россыпи поэтических жемчужин; пишет роман «Герой нашего времени». Небольшая по объёму, книга эта, воистину, томов премногих тяжелей.

В длинном ряду шедевров в ней изумляет философской наполненностью, величественностью и красотой образов одно из самых музыкальных творений Лермонтова – стихотворение «Тучи» (1840), которое он написал буквально на глазах своих друзей. Волей императора, угодливо явленной графом А. Х. Бенкендорфом, изгнанный из столицы на Кавказ (Доп. VI), поэт обращается к небесным странникам, в свете нескончаемого эфира переливающимся лазурным жемчугом:

Тучки небесные, вечные странники!Степью лазурною, цепью жемчужноюМчитесь вы, будто как я же, изгнанникиС милого севера в сторону южную.Кто же вас гонит: судьбы ли решение?Зависть ли тайная? злоба ль открытая?Или на вас тяготит преступление?Или друзей клевета ядовитая?Нет, вам наскучили нивы бесплодные…Чужды вам страсти и чужды страдания;Вечно холодные, вечно свободные,Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Намертво прикованный к военной службе присягой и уставом, опальный поэт не без труда выкраивает минуты для творчества.

Наделённый удивительным даром видеть главное в исторической жизни, поэт умел художественно убедительно изображать прошлое («Бородино», «Песня про царя…»), как и жить в характерах (Максим Максимыч, Ундина, Янко в «Герое нашего времени»), на изучение которых у него просто не было времени. Магией таланта Лермонтову приходилось не иначе как реконструировать материал (делая это исключительно достоверно), бестелесно существующий в элементах неведомой реальности. Отсюда тяга поэта к нездешней свободе, которая ощущается в поэтическом откровении «Выхожу один я на дорогу» (1841). Давно провидя, а теперь уже и зная близящийся финал, Лермонтов, обращаясь к небу и лицезрея в нём Всеведающего, как будто испрашивает у него позволения выйти в последний, дальний и неведомый человеку путь:

Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,И звезда с звездою говорит.В небесах торжественно и чудно!Спит земля в сиянье голубом…Что же мне так больно и так трудно?Жду ль чего? жалею ли о чём?Уж не жду от жизни ничего я,И не жаль мне прошлого ничуть;Я ищу свободы и покоя!Я б хотел забыться и заснуть!Но не тем холодным сном могилы…Я б желал навеки так заснуть,Чтоб в груди дремали жизни силы,Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,Про любовь мне сладкий голос пел,Надо мной чтоб, вечно зеленея,Тёмный дуб склонялся и шумел.

Отчего же так устал Лермонтов? И устал ли?

Поэт даёт нам ответ в другом поэтическом шедевре, пожалуй, самом пронзительном из всех творений поэта. Написанный в то же злосчастное лето «Пророк» ведёт нас тропами, по которым с библейских времён одиноко бредёт освящённый вышним видением и ведением дух человеческий. Но и эти же тропы, запылённые злобой, трусостью и отчаянием малодушных, в людском бытии обращаются в каменистые дороги. С их обочин одичавшие от духовного невежества и малодушия подбирают камни, запуская их вслед знающим истину. Так, условное прошлое опять – в который уже раз! – заявляет о себе в безусловном настоящем: