Читать «От грозы к буре» онлайн - страница 45

— Князь темницы епископские растворил и без своего дозволения воспретил в узилища этих людей ввергать, потому и злобствует епископ наш. Не по нутру ему вишь, что в дела его встревают.

Другие только головами наивными сокрушенно качали.

— Князь заступ ереси дает. Когда такое видывали? Ох, ох, беда будет. Видать, за грехи великие нам рязанца этого на шею посадили.

На малолетнего княжича поглядывать в городе стали косо, привечать и вовсе перестали. На торгу слово ласковое теперь Святослав редко слышал. Охладел к нему народ.

Через день Симон еще одну проповедь прочел. Очень уж удачно все совпало — как раз поклонение честных вериг святого апостола Петра было. Про них-то он и начал, дальше же отметил, что ныне дела еще хуже — сразу несколько епархий теперь в эти вериги облачены, но не доброй своей волей, а по принуждению свыше.

— Вериги же эти суть узы, коими длани у служителей божьих стянуты, — вещал он с амвона. — Ни удержать еретика мы не можем, ни отстранить его от честных прихожан, ибо запрет на нас наложен.

Однако буквально через пару дней к нему в покои без стука зашел воевода Вячеслав. Не говоря ни слова, он прошел к столу, за которым епископ трудился, делая выписки из библии для очередной проповеди, и так же молча выложил на него черную рясу грубого сукна.

— Сдается мне, отче, что не туда ты слово свое направил. Это тебе напоминанием будет. — И пояснил: — Еще одна твоя проповедь, и тебе придется сан свой оставить, а самому в монастырь уходить.

— Я из монастыря уже вышел, сын мой, — произнес коротко епископ, хотя душа его кипела от ярости.

Он уже давно забыть успел, когда с ним так надменно и властно говорили. Кажется, в Киеве это последний раз с ним произошло, если память не изменяет, но, бог мой, как давно оно было. Потом он успел некоторое время в игуменах Рождественского монастыря, что во Владимире стольном, походить, а уж затем возлюбивший его без меры Юрий Всеволодович специально для Симона и чтоб от Ростова не зависеть отдельную епархию учредил. А уж когда он три года назад епископом Суздальским, Владимирским, Юрьевским и Тарусским стал, то тут и вовсе кто бы ему слово худое сказать осмелился. Да что слово — тона непочтительного ни разу не слыхал. И вот на тебе, дожился…

Однако умом хорошо понимал, что не пришло время свое неудовольствие и возмущение выказывать. Уж больно решительно настроен воевода княжий, а власти у него — хоть отбавляй. Получится, что епископ своим праведным гневом только хуже сделает для самого себя, потому и сдержался.

— Вчера вышел, а после проповедей своих обратно вернешься, если дальше станешь народ мутить, — предупредил Вячеслав. — И помни, я один раз предупреждаю. Второго не будет. Если умный человек — поймешь, а дураку хоть сто раз повторяй — все равно бесполезно. Тебя я за умного считаю. Даже чересчур, — хмыкнул он и к выходу пошел.

Такой вот наглец оказался.

Симон размышлял недолго, трех дней ему вполне хватило. Проповедь неизреченную в сторону отложил вместе с выписками-цитатами. Не время сейчас для нее, ибо сказано: «Не искушай всуе». Решил иными путями идти.