Читать «Желтая акация» онлайн - страница 55

Ну, а Зоя Кирилловна, эта смуглая, эта черноглазая девушка Зоя?

Когда мы в самом начале вспомнили про Наполеона, говоря о Зое Кирилловне, у некоторых читателей на устах появилась если не саркастическая, то, наверно, скептическая улыбка.

«Несравнимые величины» — будто и слышалось от них.

Тем не менее мы поставим их, Наполеона и Зою Кирилловну, рядом еще раз и посмотрим, появится саркастическая или скептическая улыбка теперь.

Вспомните, что говорил Наполеон своему войску в Северной Африке, высадившись там для ее завоевания?

Он указал рукой на египетские пирамиды и сказал:

«Солдаты! Сорок веков смотрят на вас с вершин этих пирамид!»

После этого он приказал бить и крошить все живое, что не захочет подчиниться французскому штыку и кнуту.

Он не сказал в своей речи об одном: как на них смотрят те сорок веков.

Всем хорошо известно, что смотреть можно ласково, приветливо, с умилением, но можно смотреть и с неприязнью, презрительно, с ненавистью.

Недосказанное Наполеоном досказал великий поэт Джордж Байрон:

А в этот час у нильских берегов Седые тени сорока веков На пирамидах свой сомкнули строй, Испуганно взирая на разбой. Гигантов мрачных страх сковал, когда В пустыне мчалась за ордой орда, Гремели залпы, добивал клинок И кровь поила выжженный песок…

Что, кроме неприязни, презрения и ненависти, могло быть в глазах тех сорока веков, к которым обращался Наполеон, если сразу, вслед за его речью, загремели пушки, застреляли ружья-мушкеты, а штыки начали вонзаться в самое сердце черной Африки?

А что сказала Зоя Кирилловна, может и не слышавшая о речи Наполеона? Что сказала эта простая, обыкновенная белорусская деревенская девушка?

Она сказала будто то же самое, да не то. Она сказала так, что за нее не придется, как Байрону за Наполеона, ни Петрусю Бровке, ни Максиму Танку, ни Пимену Панченке, например, давать какие бы там ни было дополнения или пояснения.

— Девочки и мальчики! Тысячелетия смотрят на нас с ветвей и листьев этой красавицы лещины, в течение которых она питала наших предков своими плодами и питает нас. Отблагодарим же ее своим трудом. Вы только посмотрите, как приветливо колышутся ее листочки, как ласково говорят нам: «Добро пожаловать!»

Возможно, Зоя Кирилловна сказала бы еще что-нибудь, но она, увлеченная своими мыслями, которые так вдохновенно слагались в простые и искренние слова, подняла вверх правую руку, показывая на лещину, и Ганночка приняла это как знак начинать песню (такая была у них договоренность), вышла в круг и начала:

Лещина, лещинонька, А как зимовала, а как горевала?

А весь хор, все до единого, подхватили:

Воевала с ветрами, С морозами лютыми.

Ленты, красные, золотистые, белые, синие, колыхались на ветках лещины. Темно-зеленые дубы сочувственно шумели над русыми, черными, льняными головками детей.

Незабываемая картина, незабываемые впечатления!

Сымон Васильевич растрогался. А Нина Ивановна даже прослезилась. Это были прозрачные, чистые слезы. Не слезы тоски, печали, жалости, скорби (сколько их, этих слов, для выражения горя). Это были слезы радости, веселья, счастья предчувствия светлого и хорошего в жизни.