Читать «Старое вино «Легенды Архары» (сборник)» онлайн - страница 51
Александр Павлович Лысков
Вдруг он умолкает и с интересом прислушивается к своему сердцу – оно бьётся всё медленнее.
Глаза его выражают радостное изумление от того, что с ним происходит. Так улыбаются дети перед тем, как заснуть.
Сначала он зажмуривается, потом сникает и свешивает голову на грудь.
Голос едва слышен: «
…Сегодня, на третий день голодовки, он уже испытывает сладостное одурманивание от угасания.
Со стороны кажется, что он задремал, оперевшись на трость…
Входит женщина и ставит перед ним чайный поднос.
Он вскидывает голову, удивлённо оглядывается и гневно пристукивает тростью. Поднос со стаканом чая (голодает он всухую) отталкивается с плеском.
С двух сторон к нему подступают помощники, чтобы поддержать. Встав, он с силой разводит локти, освобождаясь от свидетелей его минутной слабости.
Он всё сказал.
Остаётся только достать из потайного кармана свёрток воспоминаний-проповедей и судорожно разжать пальцы, чтобы свиток упал на стол…
Подоконник в бывшей крепости столь широк, что смотрителю приходится на коленях подползать к стеклу.
Писец долго глядит ему вслед…
Старинный задубелый плащ-макинтош хлопает на ветру так же гулко, как паруса стоявших когда-то здесь, на причале, торговых шхун.
Широкие поля шляпы колыхаются от порывов ветра.
Свежий воздух подкрепляет его. Необходимость бороться с напором ветра возбуждает в нём обычную неуступчивость.
Встречные невольно сторонятся, освобождают для него пространства больше, чем надо, и оборачиваются вслед…
11
И ещё не всё.
12
…Он садится на табурет, заворачивает брючину до колена и большой палец правой ноги, раздавленный давным-давно на лесоповале, засовывает в скобу на спусковой крючок дробовика. Ноготь на пальце закаменевший, рифлёный. Об этот ноготь он когда-то чиркал спички, прикуривая.
Теперь, вблизи, он с удивлением обнаруживает, что и другие пальцы на ноге тоже кривые, корявые, с пучками жёстких волос на сгибах.
Кажется, ступня принадлежит какому-то гнусному соглядатаю за его спиной.
«А ну, крыса, пивом не дыши!» – цедит он сквозь зубы. Словно кто-то чужой в нём, изжитый, выговаривает эти слова, давно забытые, закатанные в асфальт его долгого существования среди приличных людей.
Он оглядывается через плечо, словно бы там в самом деле должен кто-то стоять. Ему нельзя допустить постороннего в задуманное им – великая идея требует соблюдения абсолютной чистоты исполнения.
Сталь под пальцем ноги уже нагрелась, желанно быстро сроднилась с плотью, но соития не происходит. Брезгливо глядя на изувеченный палец, он осторожно вытаскивает его из скобы…
Ружьё укладывает на колени, прижимает ладонями, точнее, множеством костей и косточек (восемнадцать в одной кисти), отчётливо видимых под кожей, сухой, как бы даже шелестящей.
В коротком седом «ёжике» на его голове гнездится блик лампы, а буйная белая борода, подкрученная на концах, раздваивается.
Он шумно дышит. Шевелятся и ноздри, и уши, а когда скрежещет зубами, то и «бивни». Веет от него какой-то нечеловеческой яростью, его сотрясают глубинные силы, неизвестно каким образом сохранившиеся в нём до таких лет, как и все зубы во рту.
