Читать «Волшебный фонарь» онлайн - страница 22

Я молчу. И она уходит. Мне хочется закричать: «Слушай! Обожди! Так же нельзя в конце концов». Но я молчу.

Дует жаркий ветерок. С деревьев падает сухой цвет. Рыжие стрекозы молча преследуют друг друга, и трудно понять смысл их полетов.

10

Наконец я решил объясниться и с Ромой. Я нашел его в саду. Чистюля в белых гамашах. Он стоял среди цветов, вокруг летали нарядные мотыльки, и все они были из одного роскошного семейства.

— Как видно, совесть тебя не мучает, — сказал я.

— Прости, а что случилось?

— Ах, какой недоумок!

Рома сорвал желтую чайную розу, осторожно понюхал и сказал: «Ну что ж, ну что ж!»

— Ты ее любишь?

— Я? — удивился он.

— Нет, турецкий султан.

— Это не любовь, просто приятное времяпрепровождение, — разъяснил Рома.

— А я ее люблю.

— Но это чудненько! — сказал Рома и стал смотреть на меня с любопытством, мне даже показалось, что он хочет подарить мне по этому случаю розочку.

— Ну и тип!

Рома кротко улыбнулся.

— Мавр, ты кипятишься, — значит, ты неправ.

— Ты мне зубы не заговаривай, скользкий тип.

Я плюнул и пошел прочь не оглядываясь. А он еще вдогонку сказал:

— Ну что ж, ну что ж, признайся, что ты неправ.

Черт с тобой, красавчик, черт с тобой, красуля! Рома, Ромуальд! Тра-ля-ля! Я шел по улице, насвистывая, а на душе было муторно.

Что же это такое? Почему, когда мы любим, на нас никакого не обращают внимания, над нами еще и посмеиваются, от нас хотят отделаться, чтобы не надоедали, чтобы не прилипали, а ищут, добиваются тех, которые зевают, которым скучно, которым всегда скучно, все обрыдло. Что же, это так устроено, это есть и будет во веки веков? И надо, чтобы так было?

11

В этот последний день я пришел к ней. Она уходила. На ней были новые туфельки «чио-чио-сан».

— Презирай меня, но я все время вижу тебя, где бы я ни был, я вижу тебя.

Ника кивнула головой.

— Это бывает раз в жизни, это не случается часто, — предупредил я ее.

Она опять кивнула.

Ей надо было уходить. На ней были туфельки «чио-чио-сан». Но именно потому я хотел все высказать до конца.

— Слушай, ты еще когда-нибудь пожалеешь.

Ника улыбнулась и развела руками: «Что поделаешь?» У нее даже не было слов для меня.

Я пошел назад. Я пошел через весь тихий знойный мертвый городок.

О, научиться забывать, научиться не быть настырным, сорвать с себя пластырь прилипчивости и быть с форсом, быть холодным, невнимательным, презрительным и говорить: «Феноменально!», или вот так: «Умру от тоски. Ха-ха!» Нет, не мог я этому научиться, ни тогда, ни после.

Неожиданно для самого себя я вышел в поле.

Пахло подорожником, горечью неспелой ржи. И я позабыл, что со мной.

Рожь медленно и сонно шумела в стоячем, душно нагретом воздухе полдня.

Я потрогал колосок. Он весь был горячий, пронзительно жесткий и, защищая себя, сердито топорщил во все стороны свои колючие усы.

Подул легкий свежий ветерок. В чистом бледно-голубом небе, как перекати-поле, появилось маленькое, совсем крошечное темное облачко, неспокойное, взъерошенное и такое быстрое, словно кто-то гонялся за ним.