Читать «Волшебный фонарь» онлайн - страница 143

Борис Самойлович Ямпольский

И когда с приподнятыми над водой крыльями он поплыл, вдруг исчезло униженное выражение, — теперь он был как сон, как волшебная сказка, которую уже не помнишь — рассказывали ли тебе в детстве, читал ли или сам видел ее. И люди, проходя мимо, говорили:

— Смотри, лебедь плывет! Белый лебедь!

ПИНГВИНЫ

Жирные и гладкие, очкастые пингвины, в визитках и белых манишках, похожие на иноземных дипломатов, заложив руки за спину, молча толпятся на крохотном островке.

Вдруг там поднимается гвалт. Пингвины, как по команде, выстраиваются друг против друга и ревут по-ослиному: «Иа! Иа!» А маленькие пингвинята в серо-бурых жилеточках стоят сзади и подначивают: «Крр! Крр! У нас уже не пух, а перья, и мы тоже имеем право рассуждать!», и, подражая взрослым, они разевают клювы и, как докладчики, подымают и опускают головы.

Что случилось? Какая там дискуссия и в чем основное несогласие?

Вот стоят два пингвина друг против друга — высокий, грудастый, серьезный, и маленький, веселый, пузатый, оба в очках, с длинными клювами, как профессора на кафедре.

Высокий пингвин громко и настырно гогочет, и пузатый, слушая, поднимает и опускает голову: «Так, так, предположим».

Высокий, закончив речь, почесал пузатого клювом: «Теперь ты понимаешь?» Но пузатый развел крылья: «И рад понять, да не могу!» Тогда высокий от азарта подпрыгнул, замахал крыльями: «Кретин, я тебе целый час толкую об одном и том же, а ты уперся, как бык! Это же не по-пингвиньи!»

Но пузатый, гладкий, для большего равновесия опершись еще и на хвост, самодовольно стоял на своем и даже нахально улыбался. И тогда высокий, отчаявшись, вдруг сложил крылья: «Нет, не могу больше, голова как котел!» — и прыгнул в воду вниз головой.

Через секунду он вынырнул с вьюном в клюве и у всех на виду проглотил его: «Вот так надо с вами поступать!»

ПЕЛИКАН

Розовый пеликан похож на облако, нежно окрашенное утренней зарей, и не было бы на свете красивее птицы, если бы не этот огромный клюв, с подвешенным к нему желтым уродливым мешком. Смотришь, и все кажется: это из другой оперы и попало сюда случайно.

Сколько бы вы ни наблюдали, пеликан все время ест, а если не ест, то широко раскрывает клюв: «Вот какой у меня клюв! Вот какой у меня амбар! Знаешь, сколько могу сожрать?»

Ему кинули в воду карпа килограмма на два. Он, как черпаком, подхватил его вместе с водой, воду выпустил, а карпа подкинул в воздух и проглотил с головы. Потом он обождал минуту, как бы прислушиваясь, не скажет ли чего проглоченный карп, и, разинув клюв и одновременно растягивая мешок, промычал: «Ма-а-ло!»

Вот так обжорство испортило внешность пеликана.

И теперь, когда он летает или плывет по воде, то клюв с мешком закидывает на спину и несет его, как что-то постороннее, тяжелое и мешающее ему быть птицей.

ЧАЙКА-ХОХОТУНЬЯ

Все время слышится хриплый хохот серебристой чайки.

Замычит в углу пеликан — объелся или рассердился, и она:

— Ха-ха-ха!

Вот черный лебедь флейтой поднял над водой свою шею и подал печальную ноту, а она откликнулась: