Читать «Сообщение» онлайн - страница 63

«Волк заснул, и раскаялась птица…»

Волк заснул, и раскаялась птица.Хорошо. И державная мглаИмператорским синим ложитсяна твои вороные крыла —и созвездий горячие пятнаискупают дневную вину,и душа, тяжела и опрятна,до утра к неподвижному днуопускается. Холодно, солоно,но она убивается зря —что ей сделают хищные волныв предпоследние дни октября?Счет в игре отмечается мелом,пыль на пальцах смывает вода —и журчит за последним пределом —никогда, никогда, никогда…

«Запах старости – море без соли…»

Запах старости – море без соли,горечь, выцветший лиственный йод —обучившийся лгать поневолеу окна волокнистого пьет.Не прогневаться больше, облыжныхснов не видеть, не гнать наугадплощадями, где черный булыжниквтиснут в землю, соседями сжат.И во рту не зализывать слово,будто опухоль или ожог.Это было моим, а чужогомне и даром не надо, дружок.Тишина, словно птица больная.Перепевы судьбы никакойповторяет старик, заслоняязвездный свет обожженной рукой.Не судить его давней Сюзанне,на бумаге смертельно бело —и бросается ветер в глаза мне,будто камень в ночное стекло.

«Долинный человек с младых ногтей утешен…»

Долинный человек с младых ногтей утешенбеспамятством листвы, и дым его костраполвека рвется вверх, безудержен, замешанна ветре и песке. Ты говоришь, пора,и утром дорогим дыханье – пеплом, сажей —взлетит и ослепит октябрьский небосвод.Проснется человек, и неохотно скажет:«Я царь, я раб, я червь». И медленно уйдеттуда, где от ночной, от снежной глаукомынаследственным лучом спускается рекав стеклянные края, друг с другом незнакомызеленые холмы, и левая рука,оканчивая взмах, дрожит и леденеет,а правая летит к ушедшим временамбез всякого стыда, как будто ей слышнеежелезная струна, невидимая нам.

Вдали мерцает город Галич

(стихи мальчика Теодора)

Мало кто ожидал от моего доброго знакомого, одиннадцатилетнего мальчика Теодора, что он внезапно увлечется сочинением поэзии. С одной стороны, мальчик может целый день проваляться на диване с томиком Хармса, Асадова или Анненского. С другой стороны, сам он, по известным причинам психиатрического порядка, изъясняется с трудом, почти бессвязно, не умея – или не желая – сообщить окружающим своих безотчетных мыслей. Стихи мальчика Теодора значительно яснее, чем его прямая речь; надеюсь, что создаваемый им странноватый мир (где верная орфография соседствует с весьма приблизительным воспроизведением русских склонений и спряжений, а логика строится по своим, находящимся в иных измерениях, законам) достоин благосклонного внимания читателя.

«Я думаю, родина – это подснежник…»

Я думаю, родина – это подснежник.Она – не амбар, а базар.Густой подорожник, хрустящий валежник,Обиженный дворник Назар.Каховка, Каховка, родная маёвка,Горячая пицца, лети!Мы добрые люди, но наша винтовкаСтучит на запасном пути.Не зря же, ликуя, Семен и АнтипаБесплатно снимали штаныЗа летнюю музыку нового типаНа фронте гражданской войны!И все-таки родина – это непросто.Она – тополиный листок,Сухой расстегай невысокого роста,Рассветного страха глоток.Она – комиссар мировому пожару,Она – молодой анекдотПро то, как целует Аврам свою Сару,И белку ласкает удод.