Здравствуй, контур тебя. Вечнополый контур, которыйПрежде цвёл изнутри – глупоглазой, как дети, мне.Сброшен лиственно, пёстро наследным принцем конторыВорох милых лохмотьев. Не мой ты, и этим – нем.Мы с тобой (кисло-властным в лести и раболепстве) —Двое тех, что внезапно навеки бессильны вдвоём.Я молчу: всё смешалось в детском моём королевстве;Ты молчишь – самой сутью, что прежде звенела в твоём,Что звенела сиятельным гимном святых колоколен,Враз под корень срубленных на потеху людью́…Ты, гляжу, – на коне. Нам обоим пора по кóням,Чтобы – в разные стороны, чтобы – adieu, adieu;Чтобы ты – туда, где однажды тебя коронуют,Где воссядешь на трон, деловито и скучно сопя.Эх, в седло бы!.. Улыбка натянута, словно леска.Нет коня мне. Пехотою ухожу в королевство,Где под хохот Судьбы сжёг ты душу, тебе родную, —Ухожу в себя.
Человек-сталь
Еслиимя тебе —«человек-сталь»,То не стони, когда ковать тебя станут;В грязь упавши ничком, из неё восстань:Звёзды Вселенная в очи твои уставит.Кости расплавит в лаву лиловый пыл,В зеркало вечностиболь закалитдушу —Тот не сыщет неосилимой тропы,Кто в присутствии Бога назвался идущим.Не затупись языком, что струнно-остёрВолею правды, какая – исток искусства…Коль покорённой вершиною будет костёр —Светом гори: для него ты ноженьки стёр;В звёзды рассыпься, нащупав ладонь Иисуса.Вот и идёшь – славой осоловело-лилов,В гуле ветров созерцая истоки мантр.Если ты Богомоднажды нарёкЛюбовь —Не оступись,увидевеёстигматы.
В больнице
По коридору, меж коек, ты – как по лезвию:В уши гудит Высоцкий, а в ноздри – спирт.Тесный проход не короче историй болезниТех, кто здесь либо охает, либо спит.Вот шагаешь, мучительно бесполезен,И не слабее, чем этот сюжет, избит:Глаз фонарём синеет с последней пьянки.Ты зовёшь, познавая больницу с изнанки,Её про себя не иначе как «скотный скит».С силой в тебя – усталая, словно Сирия,Медсестра – растрёпанная, некрасивая,Тушь спросонно размазывая по рукаву.Снова серая дверь и палата сирая,Семеро: с виду – по лавкам, едва на плаву.Ты выключаешь плеер. Высоцкий смолк.– Здравствуй, дед, – со скрипом садишься на койку.– Колька!.. Эх, не видал-то давненько Кольку!..– Дед, со вчерашнего, – сглатываешь комок.Ласково смотрит. Не в оба. Он лыс, как вобла.Ты достаёшь апельсины, беззвучно воя:Кажется, дед заметил, что ты взмок.– Осень, Колька!.. Славно нынче на Невском.Тут-то и побалакать-то, Колька, не с кем… —Морщишься, словно от колик, ты, чушь неся.Это окно гордо-вольное – сущий вымпел.– Колька… А помнишь… раньше? Давай-ка выпьем!..– Дед, – отвечаешь, – не стоит: тебе нельзя.…Вновь – коридор. Сколько ж сельдей в проклятой банке!..Час отсидевши, ты вышел с колечком бабки;В ноздри – спирт, в голове – «как помру – продай!..»Вновь – переулок. Вновь – из горлá, хоть ты тресни:Чтобы – до мути и к Машке, опять нетрезвым.Ни надежды, ни совести, ни стыда.
