Читать «Виршалаим» онлайн - страница 23

Юлия Андреевна Мамочева

«Разомкнулось во мне, что никак не могла разомкнуть…»

Разомкнулось во мне, что никак не могла разомкнуть;Распахнулось крылами заветное, заповедное.И с тех пор война для меня стала только – путь:Тот единственный путь, по какому идут за победою.И бесцельная суть моя – цельною стала тогда,В одночасье исторгнув в ней зудевшего беса;Стала голосом, диким и девственным, как тайга;В этом голосе зиждилось новорождённое «Бейся!» —То есть Слово, что – Бог. Раздавалось оно во мне:Раздавалось вширь осознаньем, святым и хвойным.Осознаньем того, что я на войне, на войнеИ уже – у цели стою уцелевшим воином.

«Твой обзор занавешен солнечною соломой…»

Твой обзор занавешен солнечною соломой.Коль дышать губами, то полдень совсем солёный.Голым задом в песке – и прохладно, и зыбко, и гордо,Если это «июль-жара-а-тебе-три-года».Ты, усердный зодчий, мерцающ и липок от моря.Мама шепчет: «Пойдём! Ну пойдём, я тебя отмою!»Братья тянут купаться, дескать, «иначе вспотеем».Вкруг тебя – причитанья неистовой кутерьмою:«Да бросай свою кучу!» – ты для всего потерян.«Да бросай свою кучу!» – кричишь, что не куча, а – терем,И, мешая сломать, заслоняешь собственным телом.…Нынче снова – июль. Куда от него деваться?Между этим и тем таких пролегло – двадцать.Снова полдень сквозь губы – солёный, густой и пекучий;По асфальту солнце разбросано тёплым сеном.Только что ни построишь в остервененье усердном —Позволяешь другим топтать, называя кучей.

«Ты любую напасть встречала нелепым восторгом…»

Ты любую напасть встречала нелепым восторгом,Рассыпаясь в хрустальные звёзды смехом высоким.Мёртвый разве что не был напуган таким радушьем:Ты любую напасть приключеньем звала грядущим.Люд в конце концов расписался в твоём безумье:Дал с десяток имён, и все – вопреки цензуре;Ты смеялась, смеялась – искренно, звонко и люто…А потом наступила война – да на горло люду.Город с голоду мрёт – а тебя хоть пытай, хоть вешай:По бескровным улицам тёплою ходишь да свежей.На одной из таких-то пустынных усталых улицМы с тобою в ночи под нещадной бомбёжкой столкнулись.Мне б бежать, да внезапно словно окаменела;Обняла ты меня и велела смотреть в небо.Лишь наполнилась жаром грудь моя, прежде пустая,Стала стаею птичьей шальных самолётов стая.Цвёл в груди моей жар, и был он благоговеен;Ты сказала, что видим мы только то, во что верим.И сокрылось былое под розовой дрожью восторга,Ибо вырвалось солнце из чёрной тюрьмы востока.

Бабочка

О коммунальный ад в четыре комнаты!Лежу в одной и вижу, разомлев,Свой Питер, словно бабочка, приколотыйИглой Адмиралтейскою – к земле.За стенкой – гвалт, из кухни пахнет рыбою,Но (к счастью) все, закрыв глаза, – слепцы.Так вижу Питер – жизнь трепетнокрылуюВ густом тумане радужной пыльцы.Так он – во мне: во мне, подобно вирусу,За сотни вёрст приколотый к земле,Ведь знаю, что однажды в небо вырветсяИз-под иглы – со мною на крыле.