Читать «Солнце на антресолях» онлайн - страница 47

– Гы! – обрадовался Мошкин. – Это… Прикид у тебя… тупой…

Я кивнула. Ну хоть смог выговорить что-то, и то ладно. Тупой прикид – это комплимент, на мошкинском языке.

– Мешок открой, поставь и ходи собирай – сначала пластик, а потом соберем стекло, в отдельный мешок. Если металлическое что-то будет, клади в сторону.

– Ага! – обрадовался Мошкин.

Мама не случайно спрашивает, нравится ли мне он. Если посмотреть на него со стороны, то кажется, что Мошкин – идеальный мальчик для того, чтобы в него влюбиться. Стройный, светловолосый, Леша не очень хорошо видит, но очков у него нет, и когда он молчит и серьезно, внимательно вглядывается в даль, то становится похожим на универсального положительного героя из американского фильма. Обычно это человек со славянской кровью – поляк какой-нибудь, чех или наш, сын эмигрантов. Лицо приятное, милое даже, глаза выразительные (только что они выражают у Мошкина – вот вопрос!), уши не слишком торчат, лоб ясный, высокий… Но! Стоит Мошкину открыть рот – беда. Потому что в голове у него мусор, вроде того, что мы сейчас собираем – неотсортированный.

– Алекса, Алекса… – Мошкин швырнул в черный пакет пару пластиковых бутылок из-под пива и снова нарисовался около меня. – А я думал… это… что ты не придешь… Блин.

– Штраф за «блин», – машинально сказала я, как обычно говорю своим полубратьям.

– А какой? – Мошкин застыл с какой-то грязной палкой в руках. Не знаю, что мешали или ковыряли этой палкой. Хорошо, что Нелли Егоровна не видит меня рядом с такой палкой, извелась бы вся.

– М-м-м… – Я подумала. У полубратьев штраф – десять рублей, но у них полно карманных денег. А вот что потребовать у Мошкина… – Нет, наоборот давай. Целый день без «блинов» – тебе приз.

– Какой? – Мошкин очень глупо улыбнулся.

Именно поэтому я и сказала, сама от себя не ожидала:

– Поцелуй. В щеку, разумеется.

Мошкин интуитивно схватился за свою щеку. Ему повезло, у него почему-то нет прыщей, может быть, пока не созрели, или вообще не будет. Так бывает, но крайне редко.

– Не-ет… Давай… – Он хотел что-то сказать, видимо, настолько глупое, что стал дико смеяться еще до того, как сформулировал мысль.

– Без торга, – отрезала я. – Тем более ты все равно не выдержишь без «блинов», у тебя, Мошкин, очень засоренная речь.

К нам подошел один из взрослых, совершенно непонятный человек, Михаил Тимофеевич. Вот как странно. Вроде человек делает доброе дело, отдает свое свободное время, изо всех сил старается ради других людей – ни за что, даже не за доброе слово. А вот неприятный он и всё тут. То ли из-за неопрятности, то ли из-за бегающего взгляда, который никак не фокусируется в одной точке, то ли еще из-за чего-то, трудно определяемого словами. Мы же сложные существа. Что-то видим, что-то слышим, а что-то ощущаем, и слов этому часто нет – тому глубокому, что ощущается.

– Как дела? – спросил Михаил Тимофеевич и улыбнулся.

Лучше бы он не улыбался. Когда у человека нет зубов – я понимаю, что он не виноват! – но когда у него нет многих зубов, а те, что есть, давно съедены, улыбка не получается. Точнее, получается, но особенная.