Читать «Роман со странностями» онлайн - страница 59

— Кто-то из бывших учеников отца, работавший в ГПУ, сообщил ему приговор. Мы-то ничего не знали. В марте 1935 года отец долго прятался на железнодорожных путях, ему удалось узнать, где пройдет эшелон, в котором провезут заключенных... Друзья собрали деньги, и отец как-то сумел передать пакет Вере Михайловне. Это, пожалуй, все, что я знаю. Ни писем, ни вестей из тюрьмы от Вемишки не приходило.

...Уже сумерки. Мы сидим неподвижно, каждый думает о своем, сколько бед знала эпоха, какое дикое прошлое было у этого поколения!

— ...У Ермолаевой... — голос Анастасии Всеволодовны срывается. — У Вемишки были громоздкие кожаные сапоги с шарнирами, которые делали колени квадратными, как шкаф, и корсаж кожаный, подогнанный, специ­ально сшитый для нее. Протезы высоко зашнуровывались, корсаж соеди­нялся металлическими кольцами. Чтобы сесть, Вера Михайловна отстегива­ла «суставы», по сути «живых» ног у нее не было, двигаться она могла, только перенося себя на руках...

Анастасия Всеволодовна бросает на меня гордый, многозначительный взгляд.

— Но это была женщина. Ни комплексов. Ни унижения от беспомощ­ности она не испытывала...

Из разговора с Верой Михайловной Ермолаевой через петербургских трансмедиумов 18 марта 1994 года

Семен Ласкин: Вера Михайловна, расскажите, как вы познакомились с Малевичем, какие отношения у вас были?

Вера Ермолаева: Я выстрадала право не говорить о нем. Это больно до сих пор. Я хотела бы не знать его, мне трудно. И нужно еще время, чтобы не помнить об обидах, забыть некоторые эпизоды нашей жизни...

Он узнал обо мне, пришел ко мне, попытался преподавать мне уроки. Я не могла от него оторваться. Была в нем какая-то сила. И я даже не знаю, это была не страсть, нет. Но ему было необходимо подчинить меня, а мне было необходи­мо оставаться свободной. Но мне было необходимо и общение с этой яростной личностью. И смелым человеком. Он давал то, чего у других не было. И был так свободен ото всех, что это притягивало и делало нормальное общение невозмож­ным. Любви не было. Но тяга к нему была огромной. Однако, как только мы приближались, начиналось отталкивание и... тоже страстное.

Вечером к Егорьевым пришел Лева Юдин. Маленький, щуплый, поху­девший за последние несколько месяцев, теперь он напоминал подростка. Егорьевы знали, что в прошлом месяце всех художников, кто бывал в доме Ермолаевой, вызывали в НКВД. Лева говорил шепотом, точно боялся, что и здесь некто его подслушает, а уж тогда последствия непредсказуемы.

— Что же вы могли им рассказывать, Лева? — волновалась Августа Ивановна. — Какой такой грех перед страной могла совершить больная, обезноженная женщина?

— Ах, Августа Ивановна, — говорил молодой человек. — Они пишут то, что им хочется. Вы подробно отвечаете на вопросы, стараетесь объяс­нить, что и быть подобного не может, а потом читаете свои показания, и там все наоборот.

Он казался потерянным. Нервничал, сбивался, было видно, какая тя­жесть лежит на плечах еще недавно такого веселого человека.