Читать «Мой друг — Олег Даль» онлайн - страница 93

Александр Геннадиевич Иванов

Мне очень приятно говорить о том, что к концу работы над фильмом «Король Лир» мы с Олегом были в очень дружеских, откровенных отношениях, именно в творческом плане. Оговаривалось и обсуждалось буквально все. Я перестал чувствовать, что Олег — в стороне, или на дистанции, или замкнут. Возникли очень близкие духовные связи, изумительный творческий контакт. А ведь для актеров это так важно…

С ним было невероятно хорошо играть, как с великим, свободным, живым Художником! Не выскажу словами всего удовольствия от этой работы, от того праздника дней, который он мне подарил.

В актерской работе творческая кухня — не всегда самое интересное. Но, думаю, что какие-то штрихи к портрету Олега Даля я добавил.

Таллин, 27 декабря 1990 г.

Леонид Менакер. Он был Художник

Несмотря на то, что наш профессиональный контакт с Олегом ограничивается кинопробой, меня этот человек и артист всегда занимал, интересовал своей тайной. Сказать, что мы с Далем были близкими людьми, — совершенная неправда. Просто вдруг что-то как-то спонтанно возникало, и мы соприкасались друг с другом. Я помню его в Репине в таком грубошерстном свитере. Это было примерно за год до его ухода из жизни. Я не знал, что Олег стихи пишет, а он вдруг стал читать свои стихи.

Он был человеком с очень высоким мнением о себе. И это — прекрасно. Но, как всякий настоящий художник, он, конечно, где-то в глубине души испытывал неуверенность. Так мне кажется. Я бы сказал, что у него была агрессия беззащитности.

А я тогда начинал делать фильм «Паганини». И он мне сказал, переходя то на «ты», то на «вы»:

— Давай, я сыграю… в этой картине… Давайте, я сыграю… Хочешь, я сыграю… Маэстро?..

Честно говоря, во мне возобладал художник-реалист, но в общем… Я почему-то запомнил, и потом несколько раз говорил это Володе Меряну, который в итоге играл Паганини, как Олег мне рассказал, что, когда Джон Колтрэйн записывал свой «золотой диск», он в процессе игры скинул башмаки. Потом, продолжая играть, носки содрал нога об ногу. И остался — босой. Когда он кончил играть, его спросили, почему? Он ответил, что ему — «лететь к Богу»…

До сих помню: меня потрясло не то, что Даль мне рассказал, а как он мне это рассказал.

У Меряна не было такой характерной горбинки на носу, знакомой нам по поздним портретам Паганини. Хотя потом я понял, что эта горбинка у него ближе к старости появилась, когда все заострилось, выпали зубы…

Помню, как я первый раз показал Меряна покойному Когану. И Коган ужасно боялся этого, потому что обожал, чтил Паганини. Как тут увидеть артиста, который будет «реализовывать» великого скрипача?!

А я вообще боялся и того, и другого, и картины, и как все будет…

И задал тогда вопрос:

— Леонид Борисович, как вы думаете, нужно лепить горбинку на носу?

Он посмотрел на Меряна и ответил:

— Нет. Пусть горбинка — здесь будет.

И показал на левую сторону груди…

Вот у Олега Даля эта «горбинка здесь» — была. Поразительно, ну какое он имеет отношение к Паганини? Внешнее, первичное? Но, когда он со мной в Репине говорил, я это увидел. Внутренне, конечно, он мог это делать. Может быть, я совершил в свое время большую ошибку…