Читать «Королева Англии кусала меня в нос» онлайн - страница 80
Керен Климовски
Мне нравилось в Атаре все: ее длинная джинсовая юбка и ее походка в этой юбке – от бедра, но широким, уверенным шагом (много лет спустя я поняла, что она просто ходила так, как будто носит не юбку, а брюки), то, что она боялась щекотки, и в крайних случаях это можно было использовать как тайное оружие, и те моменты – за час перед наступлением шаббата – когда она, босая, быстрыми, ловкими движениями мыла пол на веранде, отгоняя шваброй непрошеных кавалеров, которые ластились к Пуме, нравился тон, которым она делала выговор за случайно раздавленную гусеницу или за нарушение шаббата, и то, как она злилась и каким тихим, приглушенным, почти зловещим, становился тогда ее голос – она не повышала тон, а
Под конец каникул в честь Песаха – самых длинных после летних – когда у меня кружилась голова от цветущего миндаля и болел живот от количества съеденной мацы – мацы с маслом и сыром, мацы с медом, мацы в яичнице, мацы в шоколаде и даже большого «Наполеона» из мацы, – мама пришла домой с работы, держа на руках маленький, пушистый комок. Комку был месяц, это была девочка – с изумрудными глазами, носом кирпичного цвета, белыми усами и семицветной шерстью – там были белый, черный, два оттенка серого и три оттенка рыжего, но лапы – белые, как у благородной особы, и невероятно длинные. Ее мама была породы мейн-кун, а папа – неизвестным подзаборным нахалом. Я решила назвать ее «Лиса», с ударением на первом слоге, даже не подозревая о том, что есть такое американское имя и что мейн-кун тоже американская порода. Лису рано забрали у мамы, и она очень любила шерстяные вещи, часто забиралась на кровать, покусывала плед, утопая в нем лапами, запускала туда когти и урчала. А потом она чуть подросла и со всего разбега шмякалась о закрытую стеклянную дверь, когда ее не впускали в комнату, и мы перестали закрывать двери. А потом Лиса еще подросла, и я решила, что пора научить ее гулять на улице, чтобы она была свободная и гордая, как Пума, хотя мама возражала: она боялась, что Лису могут съесть овчарки Ринго и Тони, у которых – как у многих собак в Хайфе – была волчья кровь, или мангусты, стайкой перебегающие дорогу как раз у нашего дома… Но Лиса осторожно вышла на лестничный пролет, и, пока поднималась по ступенькам – к мосту, который вел к ступенькам на улицу Уингейт, она поняла, что это – ее территория, и, когда незваный Тони с лаем ворвался на лестницу снизу – из сада, она так зашипела на него, что пес бросился бежать и больше никогда здесь не появлялся, а Лиса спустилась в сад и стала его обживать, и с тех пор она каждый день гуляла – ела травку, копалась в земле и песке, валялась в солнечной пыли, лазила по деревьям и охотилась за птицами, а когда уставала или скучала по маме, поднималась по лестнице домой и со всего размаху наскакивала на дверь – «как пьяный мужик» говорила мама. А потом она совсем выросла и стала очень красивой кошкой – с белой пушистой грудью, невероятно длинными белыми лапами, разноцветными полосками и пятнами на шерсти, узкой, но опушенной мордочкой, которая делала ее похожей на сову, и черным, очень пушистым хвостом, который не позволяла расчесывать. Она могла пройтись по столу или по книжной полке, не уронив ни одной безделушки, сидеть неподвижно, как статуэтка, на мамином компьютере или лежать клубком в одном из абажуров, которые почему-то были разбросаны по балкону – в Лисе всегда было что-то королевское, и я утверждала, что в прошлой жизни она была королевой Англии, возможно даже Викторией. Однажды я прибежала домой в диком восторге и радостно заорала на смеси иврита и русского: «Мама! Там – под мостом! Лиса и Мици! Делают