Читать «Держитесь подальше от театра» онлайн - страница 127

Анатолий К. Гречановский

– Бога? – спросил Сема.

– Называй как хочешь. В верчении гончарного круга времени мы занимаем свое определенное место и выполняем свое определенное предназначение для осуществления единой цели, предопределяемой Высшим Разумом.

– Но человек свободен в выборе цели.

– Не смеши меня. Все, о чем ты говоришь, это метание за достижением результатов в стремлении к материальным благам. Человечество потеряло смысл жизни. Оно просто живет, понимая под смыслом уровень материального благополучия и положения в обществе. Судьба человека предопределена, «Из праха взят и в прах возвратишься». Ничто не вечно.

– А каков путь к спасению?

– Служить Ему. Если ты выполняешь свое предназначение, будешь вознагражден по достоинству, «Из праха кувшин изготовят навек, наполнят вином, оживет человек».

– А если нет?

– «Как пыль с сандалии Творца, поток размоет память беглеца».

– Значит, судьба человека предопределена? Но ведь судьбы могут быть разные?

– Все зависит от сочетания материального и духовного. Короче, вернемся к земному. Судьба – это движение по жизни от точки А в точку Б.

– И это движение тоже предопределено?

– Для преодоления этого пути существует много вариантов. Двигаясь по маршруту с точки А в точку Б с указателями развилок, человек сам выбирает направления в зависимости от его стремления к материальному или духовному. Чем дальше идет человек по жизни, преследуя материальный интерес, тем больше развилок на его пути, тем тяжелее его «поклажа».

– Ты имеешь в виду жизненный опыт?

– Нет, карму. Она может быть положительной, что очень редко, в основном – отрицательной, ибо человек – продукт социальный, а социум далеко не совершенный.

– Так в чем же истина?

– Вопрос философский. Чувствуй сердцем. Истина рождается в тишине и безмолвии, в глубине сердца, и не поддается никакому словесному выражению. Но если по жизни – в гармонии веры и разума. Чем богаче духовной жизнью человек, тем светлее, здоровее и осмотрительней его путь.

Сема тяжело вздохнул. Пучок лунного света, льющийся из открытого окна, освещал давно не бритое, заросшее рыжей щетиной лицо. Мысль скользнула по сознанию, но не удержалась в нем. Сема захлопнул тетрадку, еще немного посидел и, о чем-то вспомнив, встал, но, встав, тут же забыл, о чем вспомнил. На его напряженном лице отразились то ли обида, то ли недоумение, то ли сожаление о чем-то важном, но уже невозвратимом. Заложив руки за спину, он стал ходить по комнате из угла в угол, отсчитывая шаги.

Стояла беспокойная лунная ночь. Плывущие полупрозрачные то ли облака, то ли тучки, как вороны, скользили мимо огромного диска полной луны, поглаживая ее своими перышками. Из открытого, слабо освещенного окна Семиной кельи сначала чуть слышно, робко, потом сильнее, но не громко, запела скрипка. Эти звуки больше напоминали стон больной души, но стон не жалкий, а какой-то нежный, загадочный, идущий откуда-то из глубины сердца. Звуки благодатно разливались по притихшим, опутанным лунным светом кронам плакучих ив, шелестели по траве, скользили по водной глади водоема и затухали гдето в бескрайних лунных просторах.