Читать «Держитесь подальше от театра» онлайн - страница 112

В театре шла подготовка к генеральному прогону новой пьесы по роману бессмертного классика. На сцене отрабатывались последние штрихи актерской кухни, уточнялись мизансцены.

Заезжий режиссер-авангардист, приглашенный руководством театра для внесения свежего семени в посев корифеев, сидел в темном зале за столиком под абажуром настольной лампы с кислым, недовольным выражением на лице, что придавало ему зловещий вид.

Ходили слухи, что он провалил не одну постановку. Одни говорили, что он очень талантлив, другие – что не очень талантлив по содержанию, но очень оригинален по форме и что даже был близко знаком с К. С. Станиславским и В. Мейерхольдом в детстве. Возможно, поэтому в нем бурлила адская смесь разных стилей и направлений. Но мы не будем брать это всерьез, потому что в театральном мире можно услышать и не то.

Наконец терпение лопнуло, он стукнул кулаком по столу, да так, что тот застонал, лампа погасла, и истерический крик понесся в сторону сцены.

– Стоп! – остервеневший режиссер подлетел к оркестровой яме, но, пересилив себя, жалобно, сквозь зубы произнес: – Народный вы наш, любимец публики, что вы жуете текст, что вы шепчете через губу? Я даже вас здесь не слышу, не понимаю. На сцене надо жить, а не самолюбоваться. Зачем отсебятина? – стал тыкать пальцем в развернутый экземпляр пьесы. – Он не хотел это говорить, – и, уже дав волю чувствам, в сторону, всем исполнителям: – Мне нужны не народные, а талантливые. А та, худенькая, что зузюкает. Где страсть, где эмоции, где чувства? Она жертва. Обманута, унижена, разрушено все святое, – схватился руками за голову. – Горе мне, горе! Ложь и притворство, – пошел к столику. – Никого не волнует судьба мира. Скоморохи, – обернулся. – Перерыв двадцать минут. Всем думать, думать!

Актеры стали быстро расходиться. Из-за кулис высыпали рабочие сцены и начали монтировать декорации, осветители готовили аппаратуру.

Режиссер молча, в одиночестве сидел в зале в тринадцатом ряду на одиннадцатом месте и грустно смотрел на сцену. В голове шуршало, что-то терзало душу и не давало покоя. Мысли обрывками текли сами собой, натыкаясь друг на друга.

– Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать… Хана театру… уже все сделано… Быть или не быть?.. Нет великих целей… вот в чем вопрос… Нужен новый Гамлет… «Порой опять гармонией упьюсь, над вымыслом слезами обольюсь…» Хлеба и зрелищ… за большие деньги хотят развлечений, а не озадачиваться судьбой мира…

– Гениальная мысль! – воскликнул подбежавший руководитель художественно-постановочной частью театра, экспериментатор, еще круче самого режиссера. – Представляете, вся сцена в решетках. За решеткой мученики в кандалах и наручниках. Ходють, ходють, а кандалы гремять, гремять… Страшно!

Режиссер сморщил лицо.

– Хорошо, хорошо! Тогда выкатываем паровоз с прозрачным вагоном. Паровоз дымит, выпускает пар, а в стеклянном вагоне мученики. И вдруг, мы их газом, газом. Крик, стоны, плач, все бьются в конвульсиях. Страшно!