Читать «Мария Башкирцева. Дневник» онлайн - страница 371

Вот оно! Вот оно! Мне кажется, что я нашла; да, да. Быть может, я и не успею выполнить этой картины, но ум мой успокоился. И я готова прыгать на одной ножке.

Бывают, право, такие различные минуты; иногда я решительно ничего не вижу в жизни, а потом с новой силой вспыхивает любовь ко всему окружающему.

Это как бы нахлынувшая волна…

А между тем не произошло ничего, чему можно было бы радоваться. А! Ну, так вот же; буду находить веселые прекрасные стороны в самой моей смерти; я была создана для счастья, но…

15 июля

Итак, я возвращаюсь к своему прежнему проекту, который захватывает меня целиком каждый раз, когда я вижу весь этот люд на общественных скамьях. Всегда надо лучше брать для картины такие сцены или фигуры, которые не двигаются. Я, само собой разумеется, не ратую против воспроизведения движения в искусстве, но только сцены бурные не дают иллюзии и истинного наслаждения для публики утонченной. Эти руки, поднятые для удара и не двигающиеся, эти ноги, бегущие и остающиеся на том же месте, всегда производят какое-то тягостное впечатление, хотя это, может быть, и безотчетно. Бывают, однако, положения, очень оживленные, в которых можно предположить неподвижность на несколько секунд – этого уже достаточно… И в таких случаях всегда лучше брать момент, следующий за сильным движением, чем предшествующий ему. Так, например, «Жанна д’Арк» Бастьен-Лепажа: она услышала голоса, она бросилась куда-то вперед, опрокинув свою прялку, и вдруг остановилась, прислонясь спиной к дереву… Но взгляните на сцены, где поднятые руки как бы должны действовать, – это может быть очень сильно, но только никогда не даст полного удовлетворения.

Или вот, например, «Раздача знамен императором в Версале». Все бросаются, руки у всех подняты – однако это очень хорошо, потому что эти руки ожидали; и это вас захватывает, трогает, волнение этих людей сообщается и вам, вы разделяете их нетерпение. Стремительность и движение тут поразительны, и именно потому, что можно представить себе момент остановки, когда все они замерли, момент, когда вы можете спокойно созерцать эту сцену, как нечто действительно существующее, а не простую картину.

Но ничто не может сравниться с величием сюжетов, изображающих покой, – одинаково как в живописи, так и в скульптуре.

Человек посредственного дарования может еще сделать что-нибудь с драматическим сюжетом, но он ничего не поделает с сюжетом, изображающим покой.

Посмотрите на «Моисея» Микеланджело. Он неподвижен, но он живет. Его «Мыслитель» не двигается, не говорит, но только потому, что еще не хочет говорить; это совершенно живой человек, погрузившийся в свои мысли.