Читать «Мария Башкирцева. Дневник» онлайн - страница 370

Я ее намазала так себе, но это вовсе не то чувство, которое я хотела выразить, вовсе не то… Три месяца канули в воду!

5 июля

У меня хорошенькое платье из серой холстинки, с корсажем, вроде рабочей блузы, без всякого украшения, кроме кружева на воротнике и рукавах; идеальная шляпа с большим кокетливым бантом в старинном вкусе. Все это так идет ко мне, что я почувствовала большое желание отправиться в улицу Лежандр… Только очень уж часто… Ну, так что же? Нужно ходить попросту, по-товарищески, в качестве его почитательницы, он ведь так болен.

Итак, мы отправляемся туда. Мать его в восторге, похлопывает меня по плечу, хвалит мои волосы… Великому художнику немного лучше. Он ест перед нами свой бульон и яйцо; мать его суетится, сама приносит то или другое, чтобы не входил слуга; она сама прислуживает ему. Он находит все это в порядке вещей и принимает наши услуги вполне хладнокровно, ничему не удивляясь. Говоря о том, как он выглядит, кто-то сказал, что он должен был бы подстричь волосы, а мама рассказывает, что она стригла волосы своему сыну, когда он был еще мальчиком, и своему отцу во время его болезни.

– Хотите, я вас подстригу, у меня рука легкая!

Все смеются, но он тотчас же соглашается; мать его приносит накидку, мама приступает к делу и выходит из него с честью. Я тоже хотела стригнуть один разок, но это чудовище говорит, что я выкину какую-нибудь глупость, и я льщу ему, сравнивая его с Самсоном, остриженным Далилой! Это моя следующая картина.

Он усмехается.

Брат его предлагает также подрезать бороду и приступает к этому с благоговением, медленно, с несколько дрожащими руками.

Это меняет его лицо, и он не кажется больше таким больным и изменившимся; мать издает радостные крики:

– Я опять вижу его, моего мальчика, мое милое дитя!

Что за славная женщина! Такая простая, добрая, преисполненная обожания к своему великому сыну… Такие славные люди.

6 июля

Я боюсь наскучить Бастьен-Лепажу. Я не чувствую, чтобы ему приятно было меня видеть, хотя он и любезен со мной.

Что-то, чего и сама не знаешь, какие-то мимолетные мерцания делают то, что ты завоевываешь себе доверие человека. Мне же этого не хватает. Он очень избалован; этот человек чересчур привык к людям, которые лежат у его ног. Как же тогда? Я и сама привыкла к тому, чтобы мою дружбу высоко ценили. А он такой крупный художник! Существо, стоящее неизмеримо выше других! Он знает, что я понимаю и боготворю его живопись. Я отправилась искать борцов в сопровождении Розалии. Кажется, борцы работают не под открытым небом, а в бараках, и специально по вечерам. Это меняет все, ибо я не хочу рисовать при вечернем освещении, уличные типы меня не занимают.

14 июля

Я начала курс лечения, которое должно восстановить меня. И я вполне спокойна. И даже живопись пошла лучше…

Общественная скамья на Boulevard des Botignolles или даже на avenue Wagram – всматривались ли вы в нее, с окружающим ее пейзажем и проходящими мимо людьми? Чего только не заключает в себе эта скамья – какого романа, какой драмы!.. Неудачник, одной рукой облокотившийся о спинку скамьи, другую опустивший на колени, со взглядом, бесцельно скользящим по поверхности предметов. Женщина и ребенок у нее на коленях. На первом плане женщина из простонародья. Приказчик из бакалейной лавки, присевший, чтобы прочесть грошовую газетку. Задремавший рабочий. Философ или разочарованный, задумчиво курящий папиросу… Быть может, я вижу слишком уж много, однако всмотритесь хорошенько около пяти или шести часов вечера…