Читать «Монады» онлайн - страница 369

Девочка опустила голову. И понятно.

В Тяньцзине уже последнее время, перед самым отъездом, по дороге в школу, когда она проходила мимо малюсенькой хибарки бедного сторожа, многочисленные его чумазые потомки высовывались из окна и кричали: «Сы-гэ-ян-ди!» – что значило четырехглазая. Что, в свою очередь, понятно, значило – очкарик. Девочка убыстряла шаг. Китайчата ликовали. Вослед ей они кричали и вовсе нечто непонятное и, видимо, непристойное. В своей необыкновенной житейской скученности они, вполне понятно, достаточно быстро сексуально взрослели и являли эту свою продвинутость в данном вопросе, порой не подкрепляемую еще никакой физиологической осмысленностью, немногими непристойными жестами, впрочем, вполне невнятными девочке по причине ее естественной для интеллигентских детей, необыкновенной целомудренности. Что-то, конечно, она во всем том подозревала. Тревожно догадывалась и спешила прочь. Умненькая все-таки.

Девочка отвернулась от соседки и уставилась в окно.

Постоянный жилец у них был один. Мухтарыч. Так называли его все. Он не обижался и весело гортанно отзывался на всякое окликание.

– Махатарач! – слышались звонкие китайские голоса.

– Иду-у-у! – глухо отвечал он, на длинных подгибающихся ногах, обутых в мягко облегающие высокие, но уже достаточно потертые сапоги, медленно спускаясь к обеду по скрипучей деревянной лестнице со своего последнего этажа, аттика, где и обитал в маленькой комнатушке.

Взрослые за глаза величали его князем. Кавказским. Именно что вообще кавказским, не конкретизируя. А кто на Кавказе не князь? Какая женщина не княжна, не славная наследница царского рода?

В представлении девочки так и было – некий горно-снежный Кавказ, как у Лермонтова, и посередине наш князь. А поверху проносится смутный, как скопление серых облаков, Демон. От воображаемых страшных кавказских высот и видения Демона замирало дыхание и становилось невообразимо холодно, как никогда не бывало в их китайском бытии.

Но это быстро проходило.

Еще можно было представить ярко-морозную русскую зиму с обильным сияющим снегом и легким потрескиванием на холоду голых древесных стволов. Все, конечно, по рассказам взрослых и многочисленным русским книгам, переполнявшим их дом. Да и в Русском клубе книг было немалое количество. Такого разнообразия классики и всякого рода среднего русского письма потом в России девочке не довелось встречать.

Да и я тоже не встречал. При тогдашних запретах, ограничениях и цензуре где было встретить полную русскую библиотеку? Только в редких сохранившихся частных коллекциях да в закрытых спецхранах. Ни туда, ни туда я доступа не имел. В общем, скудные были – одно слово! – детство и юность. Ан ничего, и в подобных обстоятельствах не последними людьми выросли.

Князь не говорил ни на одном языке, кроме, естественно, своего родного, блеснуть на котором ему не предоставлялось возможности, так как на расстоянии ближайших тысячи километров не находилось ни одного соплеменника. По-русски же он говорил с неимоверным гортанным акцентом. Но все попривыкли.