Читать «Пламя над Волгой. Крестьянские восстания и выступления в Тверской губернии в конец 1917–1922 гг.» онлайн - страница 103

В мае 1920 года в обращении в Краснохолмскую следственную комиссию он уже заявляет, что его очернили перед властью, что весь вред от него – только в том, что он любит свободу и не дал себя арестовать. «Я добыл свободу в 1917 году и не собираюсь ее отдавать» – тем самым он заявляет, что является большим социалистом, чем те, кто находится у власти. Отвращение к ним становится главным, он пишет:

«Когда после перехода власти 25-го октября 1917 г. когда народ взял власть в свои руки и мои товарищи стали комиссарами… и стали с презрением смотреть на своих бывших товарищей рабочих… во мне произошел переворот в другую сторону. (…) Я убедился, что это не единичные факты, а почти сплошь. (…) значит и власть пополнили люди не идеи, а карьеры».

Его идеалистическое социалистическое мышление проявлялось и в убежденности в том, что преследуют его в первую очередь за свободу слова. А поскольку он отказался от агитации и не намерен никому мстить, то искренне не понимал, почему его не оставят в покое. По сути, Калявин не считал себя виновным и, поскольку не видел за собой преступления, не был согласен и с тем, что должен понести наказание.

Его заявление о готовности сдаться при гарантии жизни и свободы, готовности поступать по указанию власти – это согласие спрятать убеждения и быть «как все», то есть полный отказ от идейной борьбы, которую ранее он считал смыслом своей жизни. При этом в последних обращениях звучит совершенно неожиданный посыл: «Я помогаю власти, поскольку указываю на нарушения, на незаконные действия коммунистов, а меня за это еще и преследуют». Теперь именно этот момент он объявляет причиной своего возмущения и выступлений. Более того, в обращениях в органы власти он тщательно перечисляет фамилии «неправильных» коммунистов. Здесь, несмотря на кардинальную ломку прежней жизни, проявляет себя архетип массового сознания российского крестьянства: власть наверху обязательно разберется в тех нарушениях, которые творятся на местах.

Интересно, что Калявин, даже в период, когда укрывался в лесах, был включен в традиционную систему распространения информации в виде слухов – о победах белых, о том, что их армии стоят под Москвой и Бологом. В то же время источниками не зафиксировано с его стороны распространение популярных во время зеленых восстаний слухов о том, что поднялась вся Волга и что на стороне восставших – мощная армия и организация. Зато в некоторых местах своего дневника он поднимается до общих рассуждений о гибельной роли большевизма в истории России, о его опасности для всего мира.

Необходимо отметить, что Калявин был глубоко религиозным человеком – в его дневнике постоянно встречаются ссылки на Библию, он обращает внимание на знамения, в тяжелый период ходил на исповедь в монастырь «Камень» в Весьегонском уезде. И даже от мысли о самоубийстве он отказался из-за убежденности в том, что Бог его создал не для этого. Можно предполагать, что рассматривал он свою борьбу и как некую миссию. И сдаться решил в том числе и будучи убежденным, что Бог не даст погибнуть. Встречаются в его дневнике и чисто христианские утверждения – в терпении есть награда, нельзя мстить, некоторые письма жене заканчиваются фразой «Пусть будет вам всем защитой Бог».