Читать «Любовь и небо» онлайн - страница 177
Геннадий Федорович Ильин
Довольная и счастливая Светка лежала у меня под боком, удобно положив головку на моё плечо. От её светлых волос исходил тонкий аромат ландышей и манящий, возбуждающий запах желания.
– Тебе не кажется, что наступило время испытаний кровати на прочность, – прижимаясь к ней, ласково спросил я.
– Кажется, дорогой, – прошептала она в ухо, и я немедленно загорелся, поспешно освобождая её от остатков одежды. Затяжной поцелуй сопровождался ласками груди и более интимных частей тела, а когда стало уже невтерпёж, мой торчащий, как на крыле самолёта, « солдатик», с удовольствием нырнул в недра моей богини.
– Тише, тише, – успокаивала Светка, охлаждая не в меру разбушевавшуюся стихию, – раздавишь. А это теперь, мне кажется, противопоказано.
Времени на ответ не было, но когда страсти улеглись, и я отдышался, вернулся к оброненной ею фразе:
– Что значит «противопоказано»?
С полминуты Светка молчала, а потом, словно извиняясь, жалобно произнесла:
– Кажется, я беременна…
– Ты уверена? – повернулся я к ней лицом с вспыхнувшей радостью.
– Мне кажется – да. Ну, ты знаешь, если месячные прекратились…
Я не дал ей договорить и осыпал в темноте благодарными поцелуями:
– Ай, да молодец, Светка! Ай, да гигант! Значит, скоро мы будем жить втроём?
– Да.
– И у нас будет сын?
– Да, я тоже хочу мальчика.
Я быстро поднялся с постели и начал одеваться.
– Ты это куда? – с подозрением спросила жена, приподнявшись.
– Не опоздать бы на первый поезд. В Ленинград, конечно. За коляской.
– Вот дурачок, – довольная шуткой, рассмеялась Светлана. – Ложись спать. Утро вечера мудренее.
…Дыма без огня не бывает. И это правильно. Волна сокращений личного состава ВВС докатилась и до нашего полка. Прежде всего, она обрушилась на молодые кадры. Нас выдёргивали по одному, проводили оздоровительную профилактическую беседу об укреплении обороноспособности страны и без лишних разговоров предлагали два варианта: увольнение в запас или альтернативную службу в Ракетных войсках. Всякое инакомыслие отслеживалось как поверхностное понимание текущего момента и политическая близорукость. Столь жёсткие условия диктовались крайним дефицитом времени на проводимую акцию, вошедшую в историю под ёмким названием «миллион двести».
Три четверти офицеров нашего выпуска из Прибылово, Смуравьёво и других авиационных гарнизонов с лётной работой расстались навсегда. В нашем полку строю осталось только девять. Я недоумевал, почему основной удар пришёлся по молодёжи, а руководящий состав остался нетронутым. Видимо, не созрел для осознания государственных интересов?
Но более всего было обидно за тех, кому до пенсии оставалось дослужить год – полтора, а то и несколько месяцев. Этих тоже выгоняли, не считаясь с обстоятельствами. Чтобы уцелеть, остаться в седле, люди шли на всякие ухищрения, вплоть до подсиживаний, оговоров, анонимных доносов. Никогда раньше в авиации не расцветал так пышно и не давал столь обильных плодов принцип « ЧЧВ», человек человеку – волк. Принцип – самый гнусный, мерзкий и чрезвычайно опасный. Как будто какая – то сторонняя вражеская сила специально всколыхнула дерьмо с самого дна аморальных отходов. Меня, как других, на «ковёр» не вызывали, может быть потому, что имел красный диплом, но, как и все остальные, я жил, как будто попал под бомбёжку, уцелеть под которой можно только по воле случая.